Восставшие из пепла

…Пятый день августа выдался на редкость “нежным” днём. Никаких ветров, в последнее время продувающих Британию насквозь, ни малейшего намёка на дождь, идеально сбалансированная температура воздуха – ни холодно, ни жарко, золотая середина.

Я прибыла на место проведения свадьбы за полчаса до появления молодожёнов.

Хьюи с Эсми решили обвенчаться в маленькой деревенской часовни, расположенной в часе езды от Лондона, и в этой же деревне, в съёмном охотничьем поместье, организовать банкет на пятьдесят семь персон.

Не знаю, когда я в последний раз видела в сборе максимальное количество знакомых мне людей, но этот день отличился разнообразием лиц. И больше всего меня удивили не Байрон с округлившейся Нат, которой до родов оставалось всего каких‑то пара месяцев, и не мистер Гутман с Коко, рука которой была перебинтована из‑за растяжения, и даже не Даррен и Паула Расселы, решившие взять с собой на свадьбу всех трёх своих дочерей‑погодок. Больше всего меня удивило присутствие Роканеры. Той самой Роканеры‑стриптизёрши, дочери Элизабет, с которой когда‑то встречался Генри. Оказалось, что она является лучшей подругой Эсми, что было неудивительно – Элизабет когда‑то чуть не облапошила отца Эсми, живущего по соседству, за что даже получила десять часов общественных работ, зато их дочери с тех пор стали не разлей вода.

Мы с Роканерой увидели друг друга сразу по моему приезду, даже поздоровались взглядами, однако пересеклись мы уже после церемонии венчания, во время фуршета. Я сидела на кованной белоснежной лавочке с высокой спинкой и наблюдала за тем, как Хьюи с Эсми фотографируются в фотозоне с пятилетней Бони и первой свекровью Эсми. Дочь Эсми заметно подросла и отрастила кудряшки, мать же первого мужа Эсми, как и рассказывал мне Хьюи, и вправду оказалась весьма располагающей к себе женщиной пенсионного возраста, но, к сожалению, по её худобе и впалым щекам можно было определить тяжёлое состояние её здоровья.

Смотря на то, как Бони руководит процессом съёмки, и как Хьюи профессионально позирует, я ощущала, как моя грудная клетка судорожно сжимается от радостной боли… Хьюи выбыл из жизни на целое десятилетие – он потерял несправедливо много! – и вот теперь, спустя два с половиной года со дня своего пробуждения, он, красивый и абсолютно здоровый двадцатишестилетний парень, женится на любимой женщине, принимая в своё сердце и её пятилетнюю дочь. Я не могла насмотреться на его идеальный чёрный смокинг, на его широкие плечи, на его ослепительную улыбку… Это ведь и была моя мечта: счастливый Хьюи, а рядом с ним наша мама, которая вовсе не умерла в тот страшный день… Не хватало только Джереми. И Беллы. Их не вернёт никакое чудо – все чудеса выпали на долю мамы и Хьюи. Я не могла рассчитывать на большее.

Ещё чуть‑чуть созерцания счастливого Хьюи в объятьях Пени и Руперта, с полугодовалым Мартином на руках, и мои глаза наполнила бы влага, но мою самооборону в виде сосредоточенного выражения лица спасло внезапное появление Роканеры.

– Твой брат и моя подруга – отличная пара, – заметила роскошная блондинка, подойдя ко мне почти впритык.

Опустившись на лавочку справа от меня, Роканера протянула мне бумажный стаканчик с двумя шариками мятного мороженного. Я с удовольствием приняла это подношение, так как сама собиралась угостить себя этим мороженым.

За то время, которое мы не виделись, а это приблизительно около трёх лет, Роканера немного изменилась. Густые и окрашенные в блонд волосы стали ещё длиннее, она поправилась на пару‑тройку килограмм, которые ей определённо шли, а ещё её кожа украсилась бронзовым загаром, который её заметно красил.

– Слышала о твоём муже… – начала она. – Мне жаль.

– Мне тоже, – сжато выдавила я и, сдвинув брови, начала тыкать своё мороженое пластмассовой ложечкой. Шёл четырнадцатый месяц со дня смерти Робина, а я, кажется, только недавно научилась принимать соболезнования. – А как у тебя жизнь? – поинтересовалась я, чтобы отвести от себя внимание, и сразу же положила в рот подтаявший кусочек мятного мороженного – блаженство.

– У меня всё замечательно, – оторвавшись от своего мороженого в вафельном стаканчике, посмотрела на меня блондинка. – Стрип‑клуб я всё‑таки закрыла в пользу пекарни Харпера, так что теперь мы продаём свежий хлеб и некоторую сдобную выпечку. Кстати, Элайджа обзавёлся сразу двумя сёстрами: сначала дочь родилась у его отца, а потом родила я…

– Ты родила второго ребёнка? – я немного удивилась.

– Полтора года назад, – довольно заулыбалась моя собеседница. – Теперь у меня есть и сын, и дочь. Осталось только выйти замуж… Мы с Харпером решили, что поженимся в следующем году в Вене.

– Звучит неплохо, – я продолжила ковырять своё быстро тающее мороженное.

– Знаешь, ты единственный знакомый мне человек, чья жизнь может служить ярким примером американских горок, – неожиданно выдала Роканера.

– Ты о чём? – хмыкнув, повела бровью я.

– Ты пережила страшные вещи, из некоторых ты даже вышла выжившей… Десять лет комы брата и потерянной матери, которые, в итоге, совершенно непредсказуемым образом вернулись в твою жизнь в самый неожиданный для тебя момент, словно летний снег на голову… Сейчас же твой брак с Робинсоном… Знаешь, когда мне становится тошно от своего прошлого, я думаю о твоём, и это утешает меня. Как бы эгоистично или цинично это ни звучало, но мысль о том, что чей‑то груз прошлого бывает потяжелее моего, мне действительно помогает. В тошнотворные минуты я говорю себе: “Раз Таша Палмер справилась со всем этим дерьмом, значит и я смогу справиться с тем, чего не могу изменить”, – рассказчица опустила взгляд на свой ярко‑красный педикюр и пошевелила пальцами в открытых туфлях. – У меня сейчас чудесная жизнь, чудесная семья, чудесное окружение… Я счастлива. Но, Таша, ещё три года назад я была стриптизёршей даже не в своём собственном клубе. Сейчас же у меня есть любящий меня не смотря ни на что муж, неземной красоты дочь от него и уже совсем взрослый сын‑вундеркинд от лучшего друга… Я лишь хочу сказать, что у тебя тоже всё будет хорошо. В конечном итоге у борцов за жизнь самые большие шансы выстоять.

– Что ж, раз Роканера смогла, значит и у меня получится, – поджав губы, попыталась улыбнуться я, и, кажется, у меня это получилось.

– Даже не пытайся… – поднявшись с лавочки, моя собеседница поправила юбку своего нежно‑розового платья. – Примером для подражания являешься ты – на меня эту ответственность никто, никогда и ни за что не свалит.

Не оборачиваясь, Роканера направилась в сторону шатра с напитками, беспощадно оставив меня сидеть на лавочке с неподъёмным грузом ответственности на плечах.

Всегда ненавидела быть примером для подражания. И всегда им была. Не жизнь, а сплошное соответствие поставленному на тебя судьбой и обществом клейму сильной личности.

…А сдохнуть хочется так часто…

 

Ледяное мороженое продолжало таять на дне моего бумажного стаканчика.

 

Глава 19.