За последним порогом. Паутина. Книга 3
К тому времени, как Стефа вернулась с подносом, камин уже горел вовсю, а я сидел в кресле, задумчиво глядя на огонь. Подумать мне и вправду было о чём. Началось всё с того момента, как я выдавил из папы баронство в качестве извинения. А дальше одно цеплялось за другое – из‑за этого несчастного выморочного баронства, которое по своей убогости было по большому счёту никому не нужно, я совершенно незаметно для себя влез в государственную политику. Стоило оно того? Определённо нет. Но как‑то всё время получалось так, что свернуть было невозможно, и приходилось идти вперёд, погружаясь, как в болото, всё глубже и глубже. Я сейчас с удовольствием отказался бы от этого баронства, но совершенно явственно чувствовал, что стоит мне так поступить, и путь к возвышению для меня закроется навсегда. Может быть, это как раз Сила подкидывает мне испытания… впрочем, у меня так и не выходило воспринимать Силу как разумный субъект. Может, она и разумна, но её разум для нас настолько непостижим, что на самом деле нет никакой разницы, разумна она или нет.
– Так что у тебя за дело? – спросила Стефа, разливая чай.
– Дело‑то? – рассеянно ответил я, отходя от своих мыслей и принимая от неё чашку. – Вы же от Греков цементный заводик получили, так?
– Заводик – это ты как‑то совсем уж неподходящее слово подобрал, – заметила Стефа. – Этот, как ты говоришь, заводик производит почти половину строительных смесей в княжестве.
– Впечатляет, – уважительно кивнул я. – А счета он держит в банкирском товариществе «Ладога», где все предприятия Греков сидели, верно?
– Не вдавалась в такие детали, – пожала плечами Стефа. – Но могу выяснить.
– Не надо выяснять, я уже выяснил. Вопрос у меня такой: если я попрошу вас перевести счета этого завода из «Ладоги» в какой‑нибудь другой банк – вы сможете оказать мне такое одолжение?
– Наверное, сможем, – с удивлением посмотрела на меня Стефа. – Вот так, с ходу, не вижу каких‑то препятствий. Ты хочешь, чтобы мы перевели счета в какой‑то конкретный банк?
– Да нет, в любой банк по вашему выбору, – покачал я головой. – То есть в любой банк, кроме банка «Хохланд Коммерцбанк».
– Даже не слышала про такой, – пожала плечами Стефа. – Переведём.
– Вот и замечательно, спасибо. Надеюсь, что это не понадобится, но если что, я на тебя рассчитываю.
– Не расскажешь, что ты задумал?
– Всё я тебе не смогу рассказать, а если расскажу только то, что могу, то выйдет полная бессмыслица.
– Ну‑ну, – покрутила головой Стефа. – И что ты на этот раз приобретёшь?
– Я здесь скорее на княжество работаю, – смутился я.
– Ну‑ну, – повторила Стефа с улыбкой. – Ладно, не буду тебя расспрашивать, всё равно какой‑нибудь чепухи наговоришь. Как сессию сдал?
– Всё на «превосходно».
– И боевую практику?
– Её автоматом получил.
– Как ты так умудрился? – поразилась Стефа. – Я даже не представляю, что надо сделать, чтобы получить автомат у Менски.
– Он на экзамене сунул меня в хитрый коридор, где ловушки срабатывают по заданной программе, почти без участия оператора. Ну, чтобы оператор не выдавал срабатывание ловушки намерением. А я прошёл первую секцию без единого контакта. Точнее, в самом начале меня слегка по плечу чиркнуло, и всё. Вот Менски и решил, что нет смысла дальше ловушки разряжать. Поставил автомат и мне, и Лене.
– Неплохо, неплохо, – покивала Стефа. – Как у тебя вообще дело с волевыми воздействиями?
– Мы с Леной сейчас практически не используем конструкты, – ответил я. – Просто по той причине, что не можем их нормально использовать. С конструктами мы даже стандартный коридор не пройдём – слишком медленно их строим.
– А все ваши волевые воздействия соответствуют изученным конструктам?
– Нет, самые разные получаются. Даже те, для которых мы конструктов не знаем. И даже те, для которых конструктов, скорее всего, не существует.
– Ты не устаёшь меня удивлять, Кеннер, – вздохнула Стефа. – Даже не знаю, хорошо это или плохо, но то, что это ненормально, это точно. Такие вещи начинают понемногу осваивать, когда становятся Старшими. Студент‑третьекурсник такого в принципе уметь не может. Ваше сродство с Силой, конечно, помогает, но всё равно это слишком.
– Ты считаешь, что это плохо? – слегка обеспокоился я.
– Не знаю, Кеннер, честно. Может, и плохо. Понимаешь, за всё приходится платить, абсолютно за всё. Чем тебе придётся заплатить за такое быстрое восхождение? Я не знаю, я про такие случаи даже не слышала.
Вот и появился ещё один повод для беспокойства. Я от этих бесконечных поводов для беспокойства уже порядком устал, что‑то слишком много их у меня. Лучше, наверное, вообще ни о чём таком не думать.
– Вряд ли я здесь могу что‑то изменить, – пожал я плечами. – Такой у меня путь. Я думаю, любой путь к Силе опасен.
– Пожалуй, – согласилась Стефа. – И знаешь, скажу тебе больше – чем дальше, тем опаснее. У нас, я имею в виду Высших, тоже не всё так просто. Совсем непросто.
– Что‑то нас совсем не туда понесло, – хмыкнул я. – Давай сменим тему. У меня, кстати, и вопрос появился. Помнишь, мы говорили о том, что конструкты на самом деле совсем не нужны, а имеет значение только волевое усилие? У меня появились сомнения, что это действительно так.
Сомнения у меня появились после знакомства с Пожирателями Душ. Сразу я не обратил на это внимания, просто что‑то зудело на грани сознания, а потом вдруг понял, что меня беспокоило. Пожиратели съели Ленкин конструкт светового шара и научились создавать свет. Если конструкт совершенно не имеет значения, откуда они поняли его связь со светом? Да и вообще – в чём тогда смысл поедания конструктов, если они бесполезны?
– Ты опять упрощаешь, Кеннер, – поморщилась Стефа. – В мире крайне редко встречается простое деление на чёрное и белое. Мир гораздо сложнее, и когда ты пытаешься его втиснуть в такие простые рамки, ты навязываешь себе ложное понимание. Да, конструкты не нужны, если ты способен сам создать правильное волевое усилие, но это же не значит, что они совсем ничего не делают. Здесь даже объяснять не нужно, проще увидеть на примере. Создай тороид Кюммеля.
Я сосредоточился и у меня на руке засиял небольшой неправильный шарик света с тёмным отверстием посредине.
– Теперь погаси его и создай снова, но пусть он излучает не свет, а тепло.
Я сделал, как она сказала.
– Молодец, – кивнула Стефа. – А теперь скажи: в чём ты почувствовал разницу, когда создавал эти конструкты?
– Разное усилие? – предположил я, немного подумав. – Световой тороид создаётся безо всякого усилия, я для теплового надо заметно напрячься.
– Именно так! Для тороида Кюммеля естественным является излучение света. Когда ты заставляешь его излучать тепло, тебе приходится с этим бороться, чтобы заставить его производить неестественный для него эффект. А теперь скажи мне, почему с этим конструктом связан именно свет.