За старшего
– Молодой человек. Народ – он как баба. Любит того, кто имеет. Физиология такая. Через полгода, если меня переведут куда, хоть в «Газпром» начальником, ползавода будет плакать и кричать, что кровиночку обидели, а предприятие дьяволу отдали. Даже если этот Неушев вернется – ему предъявят ровно то, что мне предъявляют. А‑а‑а, губят дело всей жизни, всех людей, не допустим, а‑а‑а. На это оглядываться – себя не уважать. Не советую.
– Спасибо. То есть вы считаете, что арест Неушева – это такой его перевод как бы в «Газпром».
– Не рекомендую меня раздражать, Денис Валерьевич. Смысла и пользы нет. Я предпочитаю сам выбирать поводы для раздражения.
Матвеев смущенно засмеялся.
– Да я и не пытался, выразился неудачно. Тут кругом все говорят, что Неушев из этого кресла в СИЗО буквально переводом и отправился.
– Я если жену и любовницу грохну… Тьфу‑тьфу‑тьфу… В общем, а кто бы не отправился‑то? И при чем тут перевод? – осведомился Шестаков, не меняя расслабленной позы.
Матвеев пожал плечами и, явно кого‑то пародируя, сообщил с чужими интонациями:
– Неушев рулил заводом сто лет, ОМГ попросила его подвинуться, он уперся, тут же удачно сошел с ума, убил всех вокруг – и ОМГ забрала «Потребтехнику».
– Кровавый режим как есть. ФСБ взрывала дома в Москве, как говорится, да? Вам виднее.
– А вам?
Шестаков тонко улыбнулся.
– У меня вот такой корочки нет, как у вас, чтобы рассуждать. И ей‑богу, вы бы лучше с коллегами своими местными пообщались. А я ничего увлекательного не скажу. Убил – сел, больше ничего не знаю. И не сильно интересуюсь. А случайно он именно сейчас свихнулся, специально или еще как – это вопрос не ко мне.
– Да у меня пока и вопроса такого нет.
– Пока?
– Пока, Сергей Иванович. То есть, прошу прощения, до свидания и всего вам хорошего, – сказал Матвеев, вставая.
Руку он подавать не стал – да и Шестаков специально продолжал держать пальцы на загривке, хоть они и занемели, кажется.
Уже от двери Матвеев спросил:
– Так я могу с вашими замами пообщаться?
– Да вы всё можете, – весело воскликнул Шестаков, с облегчением разводя руками. – Мой завод – ваш завод. Как говорится, что душеньке угодно и в любой последовательности.
Он отжал кнопку и попросил Людмилу Петровну организовать встречи товарища со всеми, с кем тому будет угодно.
Матвеев душевно поблагодарил – и притворил открытую было дверь, потому что услышал:
– Вы, кстати, один приехали?
– В смысле?
– Ну, может, с бригадой, и по очереди ходите.
– Ну, я все‑таки не из Генпрокуратуры, чтобы толпой сразу, – рассмеялся Матвеев. – Сапсэм один. Так что если вдруг чего надумаете или вспомните – мне и звоните, хорошо? Телефон я секретарше оставлю.
Шестаков улыбнулся и отвернулся к компьютеру. Дождался, пока мягко затворится дверь, потом, после недолгого бубнежа, совсем уже неслышно, вздохнет дверь приемной, а секретарша доложит, что чекист ушел к Еремееву.
И только после этого набрал Жаркова.
Глава 3
Чулманск – Москва
Денис Матвеев
Эти два дня вымотали дико – почти как последняя длинная командировка. Но там хоть более‑менее ясно было, в чем подляна и что надо делать срочно, а с чем можно уже не торопиться. А тут ни фига не понятно.
Чулманск оказался вполне ожидаемым городом‑при‑заводе – ну хорошо, большим городом при большом заводе. А люди там были какими‑то неожиданными.
От «соседей»‑то ничего иного ждать не приходилось. В городском отделе ФСБ приезжего москвича, как положено, встретили кривой рожей – и принялись терзаться разными подозрениями по поводу того, что это опять проверка с неминуемыми кадровыми и структурными выводами. Это было нормально. Но далее следовал этап «Точно не по нашу[1] душу? Ну, тогда мы вам не мешаем». Везде следовал, кроме Чулманска. Майор из местного отдела успокоился даже быстрее обычного, но в равнодушие не впал, а упорно продолжал интересоваться, кого товарищ Матвеев знает там да с кем собирается повидаться тут. И явно не верил ни единому слову.
Остальные вели себя еще хуже. Они показывали бумаги, водили по местам убойной славы и затапливали информацией – но самого поганого разбора. Врали, хитрили, перебрасывали стрелки и кидали косяки куда подальше. Сослуживцы Неушева – на ментов, менты – на следаков, следаки – на прокурорских, те – на родственников фигуранта и терпил, а родственников дома не случилось. Единственным исключением, по‑своему неприятным, оказался преемник Неушева – он тоже кидал косяки, но хоть не врал и не хитрил.
Все косяки упирались, как положено, в Москву. Спрашивается, чего приезжал. С другой стороны, как было не приехать‑то. И как было не уехать – с чистой совестью и пустотой в секторах сознания, отвечающих за творческие планы и уверенность в будущем.
Хотя бы убедился, что ОМГ, что Жарков и что всё неслучайно. Ну и хватит для начала.
Жарков долго ломался и передавал через секретаршу, что лучше бы на той неделе, потом начал явственно врать про срочную командировку. Принять согласился нехотя, в несуразное время и на пятнадцать минут, которые выкроит до важной встречи с инопартнерами.
Какие там инопартнеры бывают у ОМГ, да еще без пятнадцати десять вечера, выяснять было неохота. Положение обязывало, но куда больше оно обязывало продвигаться по основной теме, хоть миллиметровым ползком – и тут уж было не до частностей.
Их и без того было выше крыши, частностей‑то – и в Чулманске, и в дороге, и в Москве. Приходилось организовывать билеты, совать всем в нос различные корки, пересаживаться из машины в метро, делать солидные концы пешком, вернее, бегом, и всё равно безнадежно опаздывать, звонить с просьбой задержать самолет‑состав‑машину‑планету на пару минут, выслушивать очередную утомленную отповедь, звереть и успевать в последний миг.
[1] Жаргонное наименование сотрудников ФСБ (используется, как правило, сотрудниками других силовых структур).
