За старшего
Егоров замолчал, пристально глядя Соболеву в глаза. Соболев запоздало сообразил, почему дорогой начальник, которого, поди, с момента назначения сильно и не вынимая пользуют на тему немедленного эффективного результата, всё это время пялился в монитор. Дорогой начальник вмиг и отчаянно поверил, что дождался чуда, которого не бывает. Поверил, задохнулся, пришел в себя и принялся считать шансы. Насчитал округлый ноль, сообщил об этом Соболеву – и теперь ждал, что молодой колотый заместитель сотворит чудо номер два и всё обоснует.
Попробуем.
– Андрей Борисович, я не уверен, что он изначально наш.
– Вы уж определитесь как‑нибудь, Леонид Александрович.
– Нет‑нет, я про другое. Вы же сами говорили: Литва, Украина… Такой вариант: хохлы НОКа в Канаду к лесорубам забросили, а Панченко его перевербовал. Или, может, не кадровый, а «полосатый»[1] вдруг проникся и вырос. В любом случае, кадр тертый и давний. Он из этой кофемолки, ну, которая у Панченко стоит, вылез с набором кодов, который мы все забыли. И меня проверял – каэры[2] так не терзали, честно. Мы по итогам знаете где общались?
– В общедоступной видеоконференции половых меньшинств городского округа Химки?
– Почти. В соцсети района Воля города Варшава.
Егоров потянулся, закинул руки за голову и сообщил:
– Воля. Спасенному рай. Дурдом.
– Ага. Я, честно говоря, чуть не это самое, не упал, пока расшифровывал, что такое «гмина народная убила царя». Стиль еще эсэмэсочный, сплошные сокращения – может, думаю, недопонял чего. На ебургские сайты полез, потом боснийские…
– Почему боснийские?
– Так царя на Урале убили, а потом меня что‑то переклинило на Сараево…
– Убили, значит, Фердинанда‑то нашего, – с удовольствием сказал Егоров. – Дурдом. А гмина – это что за зверь?
– Район по‑польски. Так и нашел, хотя в Польше этих Воль… Ну, остановился на варшавском, столица ведь, зарегился – тоже чуть не съехал, там этих Максов Ковальских штук тридцать, а чтобы отличие придумать, надо ж понимать, чего пишешь, у‑у. Зато аккаунт сносится сразу и без следов, так что хорошо придумано.
– Ну да, и что может быть безобиднее польской социальной сети.
– Монгольская.
– Это, видимо, уже следующий этап. И как он на вас вышел?
– Сразу. Велел поставить в интересы «папоротники Трансильвании». Я поставил, он тут же стукнулся, как Лех Новак. Сказал речь, выслушал меня, обнадежил и ушел.
– Насчет чего обнадежил?
– Насчет нашей темы.
– Нашей?
– Так точно, которая к шестому декабря, – терпеливо напомнил Соболев. – Он мне договорить не дал, говорит: «А, “Анти‑Морриган”…» – это, говорит, возможно. Коли договоримся и это решим, говорит, я буду весь ваш, активный и на связи.
– Я, Леонид Александрович, хэзэ его, что такое «Анти‑Морриган».
– «Морриган», Андрей Борисович. Это я уже потом справки навел, как распрощались. «Морриган» – обозначение систем подавления активной защиты, в первую очередь военных объектов, но всяких других тоже. Разрабатывалась у нас, в Штатах и Израиле, сейчас программа везде официально свернута и списана как морально устарелая. Всякие пикейные жилеты, ну, им сливают разное для фонового шума, знаете, – они утверждают, что это неправда. Вроде именно против «Морригана» наш Минобороны заказывает перевооружение объектов защиты на заграничных базах, которые остались, – скандал еще был, когда собрались не у наших заказать, а снова за бугром. Амеры, соответственно, зашевелились по поводу своих баз. В связи с чем, я так понимаю, нас и это самое, любят. К шестому декабря, я имею в виду.
– Ух как красиво‑то, – сказал Егоров и опять уставился в монитор. – Все‑таки Вирджиния.
Соболев почти затопал от избытка чувств и слов, но сдержался. Егоров очень длинно и быстро стрекотнул по клавишам и продолжил:
– Леонид Александрович, у вас что, правда не возникло ощущения – такого, знаете, острого профессионального, оно иногда… – что в жизни такого не бывает? Ну подстава ведь, как это у молодежи, я хэ… стопудовая, вот. Именно сейчас, когда нам умри, но узнай, – такой цветистый подарок, что… Ну не бывает, да?
– Не бывает, Андрей Борисович, – осторожно согласился Соболев. – И все знают, что не бывает таких совпадений. И в Вирджинии тоже знают, наверно. Так чего им сразу подставляться? То есть всякое бывает, кто спорит. Но проверить‑то всё равно надо, я считаю.
– Вилы по воде, шестнадцатый кегль, курсив, – буркнул Егоров. – Надо, надо. А что означает «коли договоримся»?
– Как? А. Ну, он условия выставил.
– Ох какие все стали. Варшавский договор условного типа. А без условий если?
– А без условий если, цитирую: «Ты мне никто. Ты мне не родина, не хозяин и не друг».
– А, вы поэтому про хохлов решили. Ну, в принципе… Хорошо. И много условий?
– Не, одно. Но такое, вполне. С другой стороны, как раз к слову о том, что вряд ли колотый. Есть в таком городе Чулманске – это если я с Челябинском не спутал, он ведь по‑русски латиницей шпарил и без гласных…
– Это называется польский язык, – наставительно уточнил Егоров.
– Так точно. Кстати, он прямо на ходу учился – четверку вместо «ч» ставить, дабл‑ю вместо «ш», у меня подсмотрел. Если язык не родной, вряд ли так быстро выйдет… Виноват. В Чулманске есть такой завод «Потребтехника». Там скандал: если я правильно понял, рейдеры зашли, директору дело состряпали, самого закрыли, ну, как обычно. Вот он за этого директора хлопочет, говорит – верните человека на свободу, человеку верните завод.
– И?
– И всё. И все данные, говорит, немедленно у вас, и я весь ваш.
– Так. А в чем его интерес?
– Не могу знать. Может, он там совладелец. Может, директор его братишка, или там они папоротники в Трансильвании вместе собирали.
– Кстати, выясните по‑тихому… Всё‑всё, молчу, не обижаю. А подвох в чем?
– Какой подвох? – искренне удивился Соболев.
– Леонид Александрович…
[1] Оперативный источник, в том числе используемый «втемную».
[2] Сотрудники контрразведки (КР).
