Западня

Не знаю почему, но мне ужасно захотелось обнять его и пожалеть. Я чувствовала неодолимое желание разделить с ним его проблемы и тяготы жизни, хотя бы объятиями и ласковым словом облегчить их. Я всегда думала, что у меня сложная жизнь, но в последнее время, все больше убеждалась в том, что я то, как раз, жила в раю. Правда, не в последнюю неделю.

– А ты, серьезно, хочешь реализовать себя в живописи? – тихо спросил он.

Я пожала плечами.

– По правде говоря, моей мечтой был Париж. Мне не хочется отсюда уезжать, – тихо сказала я, опуская глаза, – даже в свете сегодняшних событий.

– Так оставайся, – улыбнулся он и рукой дотронулся до щеки.

– Без жилья и работы? – невесело спросила я.

– У тебя же есть квартира.

– Она не моя, – тихо ответила я, – и скоро ее придется покинуть.

– Твой родственник не позволит тебе остаться подольше?

– Он… – протянула я, отвернувшись в сторону, чтобы скрыть лицо, потом погладила себя рукой по шее, и повернулась обратно уже со слезой на щеке, умело смахивая ее, – квартира подготовлена для продажи. Я живу в ней до его возвращения, скоро у квартиры появится хозяин, заберет ее.

Поль нахмурил лоб от удивления, глядя как я вытираю со щеки вторую слезу, потом третью.

– Прости, – встала я из‑за стола, – я пойду.

И ноги быстро заспешили вон из ресторана, чтобы доиграть спектакль до конца. Поль замешкался, потом заспешил следом, но меня уже и след простыл. Я быстро бежала вниз, к массажным кабинетам, чтобы встретить ту, с которой следовало поговорить еще раз. Я побродила недолго и вышла на улицу. Было совсем темно и очень похолодало, не смотря на то, что было только самое начало октября. Пару раз шмыгнув носом, я прошлась вдоль аллеи, пару тройку раз свернув на дорожках, присела на лавочке.

Небо было сине‑черное, с белыми разводами облаков, словно забеленное тонкой струйкой сливок, только начавших смешиваться с темнотой причудливым кругообразным и волнистым рисунком. Луна, болезненно желтая, светила на небе полушкой. Горечь от картины, как и горечь от проблем были так похожи, что невольно я ёжилась от страха перед будущим. Нет ничего более печального, чем осознание полного краха своих надежд. Хоть и говорят, что завтрашний день приносит облегчение, я предчувствовала, что предстоят еще более трагические события. Неизбежно приближающиеся из‑за того, что я уже иду путем, который ведет к ним, никуда не сворачивая, на полном ходу, понимаю, но ничего не делаю, чтобы это переломить, потому как, не знаю, что вообще можно сделать. По велению одного человека, я приехала в Париж, по просьбе другого человека, помогла и впуталась в историю, по желанию третьего – сижу здесь безо всякого смысла, и понимаю, что мою голову это не спасет. За спиной что‑то зашевелилось. Поль присел рядом и взглянул на небо.

– Холодно уже для ночных прогулок.

Я шмыгнула носом.

– Заболеешь, если будешь так ходить.

Я с грустью посмотрела на свою одежду и с тоской подумала о чемодане.

– Я хотел позвонить на сотовый, чтобы узнать, где ты, но понял, что не знаю твоего телефона.

– От него никакой пользы.

– Почему?

– Он давно разряжен.

Поль снова мило избороздил лоб морщинами.

– Я зарядное устройство потеряла, – шмыгнула я опять носом.

– Можно купить новое.

– Я собиралась. Только потом начались более серьезные дела, и мне было не до того.

Я повернула голову и замерла. Моя рука резко схватила руку Поля.

– Ты что? – опешил он.

– Смотри, – палец другой руки указал в другую сторону, – это они.

– Кто?

– Те двое, – замерев и глядя во все глаза, как двое мужчин идут по парку, произносила я.

– Те двое, – тихо сказал Поль и потянул меня за руку.

Я не помню как приподнялась и следом за Полем юркнула в кусты около лавочки. Все произошло мгновенно.

– Ну и где они? – произнес один мужчина.

– А я знаю? – был ответ второго.

– Ты же сказал, что они здесь! – прозвучала в воздухе претензия первого.

– Ну, сказал, – фыркнул второй мужчина.

– И где они? В кустах? – сильнее раздражался первый мужчина.

– Не хочешь, сам ищи! – ответили ему резко.

И как по закону подлости два тела уселись прямо на скамейку, где только что сидели мы. От страха я еще более жадно вцепилась в Поля, уткнувшись в грудь и позволяя руке покрепче обнять себя.

– От этих баб одни проблемы. То картину умыкнула, то сама сбежала! Ищи теперь ее!

– Привязывать лучше надо было!

– Хорошо я ее привязал. Если бы ей не помогли, сидела бы и ждала нас как миленькая.

– Ладно. Комнаты мы обойдем, только успеем ли за ночь?

– Сколько их?

– Семнадцать.

Кто‑то посмотрел на часы.

– Пора бы уже им вернуться.

– Ну ладно. Пойдем. Может и правда, уже кто‑то вернулся.

Я сидела как мышка за кустами, боялась вздохнуть. Руки вцепились в мужскую руки мертвой хваткой. Ухо услышало отдаляющиеся шаги, и только после нескольких минут я решилась обернуться и посмотреть в сторону дорожек. Вдалеке, еле различимые в темноте, спины двух мужчин отдалялись в направлении здания. Я повернула голову, чтобы взглянуть в голубые глаза, и от страха забыла, что хотела спросить. Лицо мужчины, в которого я вцепилась мертвой хваткой, было так близко, что теплое дыхание касалось моих щек. Глаза, круглые как блюдца, с трепетом смотрели на него, но вместо ответа на молчаливый вопрос о нашей дальнейшей судьбе, чужая рука крепче обняла меня.

– Что теперь делать? – едва слышно произнес мой голос.

– Не знаю, – пожал плечами Поль.

Пауза повисла еще на несколько секунд. Мы молчали, глядя друг на друга. Поль, наконец, зашевелился и привстал с корточек. Потом его рука зависла надо мной. Я обвела глазами, вложила свою ладонь в его руку и встала.

– Мы ведь не пойдем назад? – тихо произнес женский голос.