Западня

Я сама не заметила, как целовала его и успокаивалась невзначай. Такое приятное чувство разливалось по телу, что разум туманился, прекращать поцелуй не хотелось не под каким предлогом.

– Значит, ты следил за мной? – спросила я, переводя дыхание.

– Следил и охранял, чтобы с тобой ничего не случилось, – улыбнулся мужчина мягкой улыбкой. – Сначала я хотел забрать у тебя рисунок, украсть чемодан. Но когда ты сошла в поезда, понял, что ты приехала с одной сумкой, а в ней он отсутствовал, я проверил. Пришлось проводить тебя до квартиры и немного понаблюдать, чтобы с тобой ничего не случилось. Но на мое удивление, возле тебя начали крутиться какие‑то люди, Татьяна, например. И именно они вели себя подозрительно, а не ты.

Поль взял меня за руку, отвел в свой кабинет и стал рыться в огромном шкафу с папками, старыми листами, бумагами, книгами, которые были свалены в кучи на полках, без какой либо системы, как ворох грязного белья. Наконец, он вывалил часть содержимого на пол, вытащив огромную книгу, немного затертую, и положил ее на поверхность стола с шумом. Перебрав несколько страниц, он остановился и пригласил меня посмотреть.

– Угадаешь? – мягко улыбнулся он, указывая на рисунок, точную копию того, что я забрала.

– Не уверена до конца, но похоже на рисунок гравюры Дюрера «Меланхолия», – я робко посмотрела на Поля.

– Живой глаз! – улыбнулся Поль.

Он снова подошел к шкафу, порылся в нем немного, и нашел желаемое. Что‑то упало с полки: книги, свертки, но Поль не обращал внимания на беспорядок, даже не попытался поднять и положить на место упавшие вещи. Он отошел от шкафа с огромной книгой в кожаном переплете, не закрыв дверцы, и с грохотом положил находку на стол, чтобы полистать страницы.

– Вот, – ткнул он пальцем на изображение гравюры во весь лист.

– Наиболее таинственное произведение – резная гравюра из меди, датирована 1514 годом.

Поль с восхищением смотрел на произведение великого мастера северного Возрождения.

– Здесь все ответы на вопросы человека, – светились голубые глаза в восхищении.

– Ну и что же ты видишь на ней? – я подошла ближе.

– Морской берег, безграничная даль воды и сумеречное небо за девушкой – точно как на том рисунке. Я подозреваю, что набросок он сделал еще в Венеции.

– Мне тоже кажется, что набросок лица похож, но не настолько похож на лицо девушки с гравюры.

– Это не удивительно, материал другой, нельзя сравнивать медь и бумагу. К тому же Дюрер в своем творчестве больше внимания отдавал гравюре, а не рисунку.

– Думаешь, это лицо могло принадлежать Венецианке, с которой он познакомился?

– Это не важно, женщина – символ, как и все остальные предметы. Например, мышь – символ ночи и тайн. Венеция, с ее бесконечными водами, способными утопить все тайны, и сумерки всегда скрывают преступления. Тайна, что случилась с девушкой ночью под шелест волн с каналов, сделала ее задумчивой и меланхоличной. Весы как символ выбора: смалодушничать или нет? Если неверно взвесить обстоятельства, человек ведет себя неподобающим образом. Сам человек, который всегда обманывает, увлекается чем‑то новым или кем‑то. В противовес ему – собака, символ верности. Кошелек – это деньги или жажда денег, которые также искушают человека.

– Ну если ты еще и ангела к этому привяжешь, я буду впечатлена, – улыбнулась я.

– Это может быть не ангел, а ребенок. Женщина сидит с венком на голове. Венок всегда был атрибутом весны, а также продолжения жизни, беременности. Возможно, ей предстоит выбор, между деньгами, то есть богатой жизнью, и ребенком, необходимостью стать матерью.

– Тогда это действительно рождает меланхолию в душе, – вздохнула я.

– Удивительная находка, – вздохнул он с наслаждением.

– Если он настоящий, – озвучила я сомнение вслух.

– За подделки не убивают, – произнес он неожиданно для меня.

Я вздрогнула и отшатнулась от страха. Страшная догадки мгновенно возникла в голове. Поль резко обернулся и понял свой промах.

 

 

Глава 4

 

После долгих и затяжных успокаивающих поцелуев и объятий, а также разговоров о рисунке, я уговорила Поля отпустить меня домой. Все это напоминало сказку об Аленьком цветочке, когда я обещала только найти нужный ему предмет и тут же вернуться обратно. Только трагедия была в том, что в той квартире ожидали не сестры с любящим отцом, а пустые комнаты, которые я вовсе не желала видеть, и холодная пастель, в которой невозможно было согреться. И сама квартира принадлежала тому, кто был для меня опаснее лютого врага, хотя был моим родственником. Так или иначе, но вернуться было необходимо из‑за того, что нужно было решить свои собственные сложности. Единственное, что меня радовало в погоне за чужой картиной, – то, что Поль снабдил меня хоть какой‑то информацией об украденном рисунке из номера, где было совершено убийство. И ничего об убийстве.

Итак, если суммировать, вот что я узнала: мой родственник замешан в темных делах, где фигурируют большие деньги и интересы состоятельных людей. Кто он сам, чем занимается, какое место занимает в иерархии – я не знаю. Он уверен, что я была в номере. У него мой браслет, который я потеряла в номере, значит он тоже там был. У убитого мужчины были деньги и рисунок. Что‑то из них ему надо? Если он обыскивал мой чемодан, мог найти рисунок.

Я думала всю дорогу, молчала и походила на ледышку. Когда поездка закончилась, Поль остановил машину, дотронулся до моей щеки, чтобы растопить лед. Я вздрогнула, улыбнулась и вышла из машины. На прощание помахала рукой и пошла к двери дома. Миновав двор, я мельком взглянула на окна, которые были неплотно занавешены. В квартире не было света. Еще не совсем стемнело, сумерки только начали сгущаться.

Я прошла к лифту, нажала кнопку, тот громко зашумел, спустился вниз и открыл передо мной свою пасть. Ступив внутрь, нажав пальцем очередную кнопку, я облокотилась спиной о стену и вскинула к небу глаза.

– Боже, что теперь? – задала я сама себе мысленно вопрос. – Что мне следует делать?

Чувство усталости навалилось как‑то сразу, непонятно из‑за чего. Скорее из‑за того, что придумать решение нависшей сгущающейся тучей проблемы я никак не могла. Ключи загремели в руках, хлопнула дверь. Я вошла в квартиру и закрыла за собой дверь с шумом. Было темно и тихо. Моментально скинув туфли, я почувствовала, что готова свалиться от усталости. В голове мелькнула мысль, что надо зажечь свет, потому, медленно расстегивая пуговицы пиджака, я начала приближаться к выключателю, как неожиданно для себя замерла. Слух напрягся. Я встала как вкопанная, ощущая что‑то шестым чувством.

– Что‑то не так! – подумала я.