Защитники
Я усмехнулась. Ну да. Он меня раскусил. Все‑таки удалось Беркуту досверлиться до моего мозга. Видимо, его взгляд, и впрямь, сродни рентгену.
Я чуть прищурилась:
– Всегда было интересно. А твоя работа не опасна?
– Тебе есть до этого дело? – вначале он удивился, а затем сосредоточился на мне. Словно от моего ответа многое зависит. На самом деле, зависит даже больше, чем я могла бы сейчас вообразить. И я вдруг поняла, что не могу ответить шуткой или просто так, как придет в голову.
Попыталась собрать в кучку мысли и провентилировать эмоции.
Да, мне было не все равно – насколько опасна работа Беркута. Черт его знает почему. Но при мысли, что он ходит по краю, что его вдруг могут ранить, или, не дай бог… похуже… У меня сердце камнем замирало и вдруг начинало так колотиться, словно вот‑вот пробьет ребра.
Я задыхалась от эмоций. Они нагнетались где‑то в груди и жарили, и распирали…
– Да. Мне не все равно.
Вот и все что я сказала.
Беркут замер, будто шест проглотил. Предельно выпрямился. Словно я его оглушила. Или выстрелила в спину. Настолько неожиданно, что Борислав ошарашенно пытался осмыслить – как такое случилось. Затем его лицо начало стремительно менять выражения.
Будто Беркута посетили настолько разноречивые эмоции, что мне сложно даже представить. Какое‑то время он молчал, затем чуть прикусил губу, и вдруг подался вперед, сложив руки на коленях. Я думала он скажет что‑то длинное. Во всяком случае, содержательное.
– Спасибо… – произнес Беркут на выдохе. Затем мотнул головой, словно сам себе удивлялся и добавил: – Правда, спасибо за эти слова.
И прозвучало настолько проникновенно, настолько сильно и мощно, словно он сказал нечто куда большее. В чем‑то важном признался. Я постаралась протолкнуть ком в горле и не смогла.
Пришлось выпить апельсиновый нектар, чтобы хоть немного промочить горло.
Беркут молчал, смотрел и не двигался. Кажется, он даже не шелохнулся с момента моего признания…
Я тоже впала в какой‑то ступор. Напряжение повисло в воздухе, и я совершенно не знала, что с этим делать. Больше того – чудилось, что и Беркут не знает.
Поэтому я выдала первое, что пришло в голову.
– А ты хорошо плаваешь?
Беркут вскинул бровь от такого резкого поворота беседы. В глазах его заплясали чертята.
А затем Борислав вдруг поднялся, схватил меня и прыгнул со мной в воду.
– А давай проверим!
Глава 6
Беркут
Если бы кто‑то сказал Беркуту «все под контролем», что он будет резвиться в бассейне, как ошалелый подросток, кричать от восторга и брызгаться влагой… Наверное, он послал бы этого дебила к психиатру.
А сейчас ему самому не помешал бы грамотный специалист в этой области.
Потому что Беркут, как полный идиот, реально велся на подначивания Али. «А так можешь?», «А так?» и пытался что‑то ей доказать. Нырял до дна, стремительно доплывал до середины бассейна, где уже стоял. Накрывал ласточку веером брызг. И прыгал в бассейн, «чтобы поменьше плескаться», пока ласточка отслеживала – сколько брызг он поднял.
Да‑да! Беркут «все под контролем» проделывал все это вслед за ласточкой, а потом они вместе хохотали и продолжали резвиться как дети.
И самое поганое, что Беркут провел бы так еще неделю. Буквально не вылезая из воды.
И он, мать твою, был настолько счастливым, наполненным этим ощущением: жизни, радости: незамутненной и чистой, что еще немного – и просто взорвался бы.
Растекся восторженной лужицей наслаждения.
Аля сама не понимала какая она. Как повезло любому мужчине, чья линия жизни соприкоснулась с ее линией судьбы.
Ее детская непосредственность, истинно женская проницательность, когда даже Беркута она видела буквально насквозь, читала, как открытую книгу и ее заряд сексуальности могли до отказа наполнить жизнь любого мужчины.
Насколько выяснил Беркут, ее бывший муж после развода не вылезал из попоек. И он отлично понимал этого дебила, умудрившегося испортить отношения с такой женщиной. Тут не только в алкогольную яму, тут в петлю полезешь. И то не поможет.
Ну а к концу их развлечений, когда Аля и Беркут, хохоча, усталые вылезли из бассейна, Борислав сорвался.
Подскочил и поцеловал ее. Пленив, сковав своими руками.
И поначалу это был скорее невинный, восхищенно‑благодарный поцелуй за то, что подарила ему эти мгновения. Вырывала из серости жизни, впрыснув в нее столько красок, звуков и света, что как бы не сойти с ума от этой инъекции.
Но затем Беркут понял, что не рассчитал мощь собственной неудовлетворенности именно этой женщиной и свою силу воли.
Стоило распробовать ее нежные, теплые губы. Проникнуть языком ей в рот и ощутить тепло, легкое сопротивление, дыхание рот в рот…
И все. У Беркута снесло крышу.
Теперь он снова сходил с ума. Только уже совсем по‑другому.
Что‑то животное, одновременно плотское и по‑мужски хозяйское вырвалось на волю.
Беркут прошелся пальцами по телу ласточки, и она схватилась за его плечи, словно искала точку опоры. Борислав уселся на лежак, расположив Алю на своих коленях, лицом к себе.
Фактически она сидела на его каменном стояке, который аж вздрагивал от каждого удара бешеного пульса.
Было больно и так приятно… Впервые Беркут испытывал нечто подобное. Переживал, смаковал, прочувствовал.
Купальник Али он снял на раз. И сразу же втянул в рот один из ее сосков. Аля царапнула спину Беркута и выпрямила спину. Борислав поиграл со вторым соском, жмурясь от удовольствия, не в силах остановиться. Лизнул солоноватую после бассейна кожу и ощутил какая же она глянцевая. Прохладная. А ему так не хватало сейчас этой прохлады!
Кровь шумела в ушах, на висках выступила испарина напряжения. Беркут из последних сил пытался продлить предварительные ласки. Стискивая зубы до хруста и ощущая, будто ему кислород перекрыли. И он знал, как вернуть себе дыхание.
