Защитники

И она так на меня посмотрела, а затем на Беркута, что я принялась изучать пол и щуриться на блики воды на стенах. Не в силах взглянуть на Борислава.

– Ну, что ж. Я завидую Але, – вдруг подал он голос. – Хочу, чтобы мне в любви повезло!

– Уж вам‑то не везет? – усомнилась Ирина. – Такого мужчину днем с огнем не сыскать. Вас женщины, наверное, рвут на части.

Даже не глядя на Беркута, продолжая изучать китов на противоположной стене бассейна, я чувствовала на себе взгляд мужчины. Обжигающе‑внимательный, привычно пронзительный.

– Одна женщина сильно пошатнула мою уверенность в возможном успехе достижения личного счастья, – очень тонко и заумно намекнул Беркут.

– Найдите другую, – зачем‑то подала я голос, все еще не в силах посмотреть ни на Ирину, ни – уж тем более – на Борислава. Хорошо, что Риана Майя повела на выход. Переодеться, приготовиться ко сну. А то я совсем провалилась бы сквозь землю.

– К сожалению, не всегда можно заменить что‑то нужное на другое. Например, руку или ногу… не заменишь на достойную конечность. А протез – это уже не то.

Он снова заумничал, но общий смысл поняли все.

Ирина усмехнулась и выдала:

– Да не волнуйтесь! Некоторым женщинам просто надо показать – в чем их счастье. Буквально столкнуть их с этим самым счастьем лбами. Иначе они дальше собственного носа не видят.

– Я не хочу ни с чем сталкивать Алю! – Беркут вдруг перестал юлить или намекать. Вернулся к своей привычной прямолинейности. Вероятно, потому, что Майя и Риан ушли, а Ирина и так присутствовала при всех наших задушевных беседах. – Я хочу, чтобы Аля стала моей добровольно. Сама этого захотела.

Я аж вскинула на него глаза. Беркут смотрел прямо, не моргая. Блики воды играли в глубине его голубых глаз, которые сейчас походили на глубокие омуты. Потому, что я вдруг потерялась и не знала, что сказать. Только продолжала смотреть и смотреть, не в состоянии ни отвести взгляд, ни сдвинуться с места, ни даже пошевелиться.

А потом стало как‑то неловко от всей этой ситуации и разговора. Я рывком встала и бросив:

– Мне нужно переодеться и уложить сына, – буквально сбежала из нашего импровизированного казино.

И, наверное, еще ни разу меня не провождали таким взглядом. Жгучим, словно пламя камина. Таким же одновременно притягательным своим теплом и отталкивающим уколами искр.

 

* * *

Беркут

 

Беркут в который уже раз проходил по своей любимой тропке в лесу.

В доме погасли почти все окна. Из бассейна Аля сбежала как ошпаренная. Словно вода там разом вскипела и начала пузыриться, грозя ожогами неловкому зрителю.

Беркут хотел броситься следом. Но что‑то его удержало.

Ирина посмотрела на него виновато, будто сожалеет о поступке подруги и беспомощно развела руками.

– Мы, женщины – сама непредсказуемость…

Она начала смущенно собирать карты, видимо, не зная, что еще сказать. Заметив выражение лица Беркута. Наверное, так выглядит ребенок, который потерялся в торговом центре. Не знает куда идти и к кому обратиться.

Все вокруг кружится, сбивает с толку. Шумит, блестит, двигается и меняется.

Пестрые витрины, тощие манекены, люди, люди и еще раз люди.

Жизнь проходит мимо и у всех есть свое место, своя цель и свои средства.

И только этот ребенок не имеет ничего. Ничего, кроме надежды, что его найдут.

Беркут и сам понимал, что взрослому мужику его статуса «не к лицу иметь такое лицо»… Поэтому молча встал и, оставив Ирину за ее занятием, отправился наверх. А затем – и на улицу.

Он почему‑то знал – Аля не придет пожелать спокойной ночи. Либо останется в комнате с сыном и тетей, либо запрется у себя в помещении.

Что, по сути, одно и тоже.

С некоторых пор для него было болезненно‑необходимым ее присутствие и почему‑то стало совершенно немыслимым без спроса нарушить ее личные границы. То, что он делал вначале знакомства с ласточкой.

Беркут не хотел вновь увидеть у нее тот же взгляд и такое же выражение лица. Не говоря уже о позе: затравленного хищника. Который иной раз рычит на преследователя, но большей частью затаился, сгруппировался и подобрался, чтобы дать отпор в случае атаки.

Беркут не хотел, чтобы она готовилась дать отпор. Он хотел, чтобы ласточка спряталась за его спиной от всего, что ей могло угрожать. Даже от всего, что могло хоть каплю ее расстроить.

Но как поменять полюса ее жизни? Чтобы между ними не лежала целая планета опасений и целые километры недоверия? Пока это оставалось за гранью его понимания.

Беркут следил за Алей, пытался анализировать, как и на что она реагирует.

Когда вдруг подбирается, злится, когда теряется, а когда раскрывается.

Но просчитать женщину при помощи мужской логики… Да, видимо, задача невыполнима.

Впрочем, у Беркута не было выхода.

Она стала тем самым, что вошло в его жизнь и сразу же сделалось обязательным.

Подарило какой‑то новый уровень обладания счастьем.

Он обладал ей – и обладал счастьем.

Уйдя, ласточка заберет все дары с собой. И останется… А ничего почти и не останется.

Почему Беркут вдруг стал настолько беспомощно и отчаянно в ком‑то нуждаться? Впервые со дня потери матери? Он не мог это объяснить.

Почему это мощное ощущение пришло так резко и неожиданно? Это тоже оставалось за гранью его понимания.

Почему женщина, которую он едва знал, вдруг стала центром его Вселенной? И это он тоже не мог объяснить.

Но и бороться с этим Беркут не хотел.

Потому что странная, почти необъяснимая связь с Алей внезапно сделала его мир настоящим. Ярким, сочным, живым. Иначе не скажешь.

Он словно впервые попробовал то же манго там, где оно растет и выспевает. Ощутил всю гармонию, всю красоту и всю палитру особенного вкуса. Смаковал на языке, глотал нежную мякоть… И как после этого есть фрукт, именуемый «манго» в магазинах России?

Нет. Возвращаться к суррогату Беркут оказался не в силах.

Широкий конус фонаря рассекал тьму, вытаскивая на свет жирных ночных мотыльков и оттеняя сонмы светлячков в небе.

Свежий ветер обдувал разгоряченное лицо Беркута.