Защитники
– Кхм, – он хрипло откашлялся и отвел взгляд от моей груди, едва прикрытой полупрозрачной белой простынкой. – Вся ваша одежда была в грязи и пыли. А лосины – и вовсе превратились в драные тряпки…
Он сделал паузу, позволяя мне немного глотнуть воздуха. Потому что сразу вспомнилась причина того, во что превратились мои лосины. И адреналин буквально ошпарил жаркой волной.
Горячая пятерня на интимном месте и рывок… Скрип и треск ткани… И влажный, твердый мужской орган, что почти вошел куда надо… Если бы не подоспел Беркут.
Я тряхнула головой, будто пыталась вытрясти эти мысли и вновь сфокусировалась на собеседнике.
Тот мягко улыбнулся. Как‑то почти приветливо. Даже непривычно было видеть на его лице подобное выражение. Как будто хищник внезапно не обнажает клыки в оскале, а радушно улыбается во все губы. Или протягивает руку для пожатия вместо того, чтобы вцепиться в горло.
– Я взял на себя смелость раздеть вас, немного окатить душем и отдать вещи в стирку. С минуты на минуту вам должны привести новые, вашего размера.
– Почему вы меня не разбудили?! – возмущенно спросила я, встала и даже топнула. Однако простынь сыграла со мной злую шутку. Похоже, в этой схватке она выступала на стороне хозяина. Я наступила на краешек ткани, и та сползла к ногам белой кляксой.
Я оказалась совершенно обнаженной и тут же прикрыла грудь руками.
А потом лобок. А потом одной рукой то и другой – другое.
Беркут снова хрипло прокашлялся. Скользнул голодным взглядом по моему телу и торопливо засунул руки в карманы. Словно прятал их, чтобы чего‑то не сделать.
Я подхватила простынь и заполошно укуталась. А затем с вызовом воззрилась на мужчину.
– Почему вы меня не разбудили?! – становясь заезженной пластинкой, настойчиво повторила я.
Беркут привычно уже втянул воздух порциями. На сей раз, это у него вышло еще дольше прежнего. Затем Борислав сделал тяжелый, с усилием глоток и опять прокашлялся.
– Вы спали, как убитая. Не проснулись даже, когда я вас окатывал душем…
Он выдержал паузу, сцепив зубы так, что я видела, как напряглись мышцы челюсти. И желваки заходили ходуном.
– Я бы сама приняла душ. Переоделась и все остальное. Почему вы меня не разбудили?! Что вы собираетесь со мной делать?!! Зачем вы привезли меня к себе домой?
Вместо ответа Беркут налил мне соку в высокий, изящно граненый стакан. Сунул в руку. И отошел на приличное расстояние, словно не мог находиться поблизости.
– Сядьте, успокойтесь и давайте поговорим.
Это предложение, сделанное хрипловатым басом под журчание сока, который Беркут наливал и себе тоже, несколько меня ошарашило.
В мыслях творился полный кавардак.
Обсудить? Что нам с НИМ нужно обсуждать?
Боже! Во что я опять вляпалась?
Что делать? И как бежать?
Я послушно села на диван, и замерла. Со стаканом в руке.
Беркут, тем временем, взял себе стул, устроился напротив, выдержав расстояние в пару шагов, и залпом осушил свой бокал. Будто бокал крепкого алкоголя.
– Ну чего ты, как неживая? – спросил с заметной досадой и будто бы даже встревоженно. – Разве я тебя хоть чем‑то обидел? Почему ты думаешь обо мне так?
Я изучала его лицо. Чего добивается этот мужчина? Чего он от меня хочет? Привез меня к себе домой! Это звучало настолько пугающе, что мне бы сейчас сок в глотку не пролез.
Почему я о нем «так» думаю?
Да черт побери! Я в его власти. Во власти богатого и, видимо, развращенного самца. Который черт знает, что хочет со мной сделать. Определенно одно точно хочет. Конфигурация трико Беркута говорила об этом лучше всяких слов.
Я инстинктивно прижимала к себе простынь, словно она могла спасти меня от посягательств Беркута и дышала, кажется, через раз.
Молчание воцарилось в комнате. Настолько напряженное, что, казалось, еще немного и воздух всколыхнется взрывами.
Беркут пялился на меня. Именно – пялился! Словно голодный зверь, который яростно следит за мелким животным, уже готовый проглотить его со всеми потрохами. А я глупо куталась в тонкую тряпочку, нервно комкая ее кулаками.
Я даже не знала, что лучше: убежать в таком виде и попытаться выбраться из владений Беркута, а потом нестись куда глаза глядят или остаться тут. Потому, что разгуливать в таком виде… Ну это же все равно что напрашиваться. Остаться тут, судя по виду Беркута – тоже.
Да‑а‑а. Кажется вчерашние мои приключения плавно перетекают в сегодняшние. Потому что за окнами занимался рассвет. Рассыпал розоватые блики по кронам деревьев и золотистыми искрами проскальзывал сквозь густой частокол их стволов.
Малиновые языки лизали небо и потягивались, будто после долгого сна.
В окно повеяло росой, прохладой и влажной хвоей.
* * *
Беркут
Вопросы, которые ласточка сейчас задавала, Беркут уже несколько часов задавал себе самому. Слонялся по собственному дому, как неприкаянный, не в силах ничего предпринять или решить.
Он даже не прикорнул ни на минуту.
Да и не хотелось. Беркут всю ночь провел на ногах, а сна не было ни в одном глазу!
Да и какой уж тут сон? Когда в крови бродил дикий коктейль из сжигающего изнутри желания и совершенно не свойственных Беркуту сомнений и противоречий. Тут главное удержать себя в рамках рассудка. Не сорваться. Не утратить контроль.
Зачем он привез Алю к себе в коттедж? Он, действительно, приехал по нужному адресу. Постучался в калитку забора. Столкнулся с не очень уважительным приемом от мужика в семейных трусах и женском халате. Эдакой помесью хозяина и хозяйки.
И понял, что попал не в тот «жилой массив». Так теперь называли поселки, включенные в состав города.
Беркут мог растолкать пассажирку, которая мирно посапывала на переднем сидении и уточнить – куда, на самом деле, «направить колеса». Но почему‑то этого не сделал.
Хотя мысль, определенно, вертелась в мозгу. И лгать, что этот простой, буквально просящийся ход, не пришел в голову, Беркут не хотел. Он вообще почему‑то не хотел лгать Але.
И все‑таки он повез ее к себе домой.
