Защитники
И что самое поганое – Беркут поступил бы так снова. Потому что… ну просто не мог по‑другому.
Он в лепешку готов был расшибиться, чтобы это было не так…
Но все обстояло именно так.
А вот теперь Аля задавала все те же вопросы, которые роились в голове Беркута и всю ночь не давали покоя. Он, правда, не знал, что ей сказать.
У Борислава решительно не получалось облечь в слова все то, от чего давило и распирало в груди. Все то, от чего, глядя на Алю, он до зуда хотел ее к себе на руки. Не просто чтобы завалить. А чтобы ощутить ее тепло, ее доверие и ее близость. Как недавно, когда поймал Алю, прежде чем она успела упасть.
Было легко решить привезти к себе спутницу, затащить ее в свое логово. Потому, что дико хотелось присвоить ее. Вот уж чего от себя не ожидал Беркутов, за глаза прозванный подчиненными и партнерами «все под контролем», так это подобного финта ушами.
Он сам не понимал зачем и почему действовал так, как действовал.
Попробуй‑ка объяснить – зачем отдернул руку от раскаленной сковороды.
Инстинкт! И все тут! Какие еще могут быть объяснения?
А Аля настойчиво требовала ответа.
И ее вполне можно было понять.
Ласточка проснулась в чужом особняке. Голая. Растерянная. Перепуганная.
Пыталась найти ответы на свои вопросы. И не получала их. Вернее, не получала ответа на главный. Когда и как она сможет попасть домой и чего хочет от нее Беркут.
В глобальном смысле, по всей видимости. В перспективе.
Нет, чего от нее хочет прямо сейчас, Борислав знал хорошо. Даже слишком. Эти мысли не оставляли ни на минуту. Тем более, что почти обнаженный вид ласточки не позволял крови вернуться в мозг. Все изящные линии, изгибы, округлости отлично просвечивали сквозь тонкую ткань простынки.
А тут еще тряпица, которой она прикрывалась, вообще упала, стекла к ногам Али.
Вот это был удар ниже пояса. Да, да, прямо туда. Между прочим, вполне реальный удар! Довольно болезненный!
Беркут аж закашлялся, ощущая, как неприятно свело все в паху.
Сел на стул, закинув ногу на ногу. Потому что Аля скользнула взглядом по его штанам и, похоже, все поняла.
Поставила знак равенства между ним и теми ублюдками, что пытались взять ее на дороге.
Нет. В плане желаний между ними разницы не было.
Непривычно сильный, ошалелый голод по женщине не давал Беркуту думать о чем‑то другом. Во всяком случае, нормально подумать, осмыслить.
Но насильником он никогда не был.
А сейчас вдруг пришло осознание: проще себя самого же кастрировать, чем обидеть эту маленькую женщину.
Поэтому Беркут набрал в грудь побольше воздуха, и обратился к Але, которая испуганно шарила взглядом по его лицу, ища ответы, которых у мужчины не было.
– Я не собирался делать ничего такого, о чем ты подумала.
– Тогда зачем вы меня сюда притащили? В сотый раз спрашиваю! Вы же могли меня разбудить! Да, в конце концов, уж если вам так надоело таскаться со мной по городу, я могла выйти и вызвать такси… Я же не дура и не такая нахалка, чтобы заставлять вас колесить столько времени!
– Да и да, – не стал отрицать Беркут. – Мог и могла.
– И? – выжала она из себя остатки смелости. И посмотрела затравленным зверьком.
Беркут встал, налил себе еще соку и вернулся на прежнее место, не забыв закинуть ногу на ногу.
Аля ждала. А он просто не знал, что ей сказать. Поэтому решил поделиться тем, что вертелось в голове все то время, пока ласточка мирно спала у него на диване. Так естественно и так правильно. Словно это ее истинное место!
Ну правда! Она была создана для этого дома, для этой гостиной и для… Беркута.
За ночь Борислав навел справки, подключив известного в городе частного детектива – Алексея. Теперь он знал, что Альвина Радужная вчера развелась с мужем. Ее сыну восемь лет, и он сейчас живет у тети Альвины. Вернее, ласточка называла ее тетей. На самом деле, Майя Андреева была какой‑то дальней родственницей Али. Очень дальней и по линии деда.
Своих детей у Майи и ее мужа Дамира не было. Поэтому она с удовольствием иной раз брала «на постой» мальчугана Альвины. С интересным именем – Риан.
Определенно, оставив любимого ребенка Майе, ласточка собиралась немного отвлечься. Развлечься. Привести себя в чувство. Ведь, судя по тому, что выяснил для Беркута Алексей, Аля души не чаяла в сыне.
И уж если решила с ним ненадолго расстаться, значит, действительно, ей требовалась передышка. Немного воздуха и немного радостей.
Работа фрилансером в качестве дизайнера, весьма, кстати, востребованного и популярного, позволяла Але взять тайм‑аут. И немного пожить в свое удовольствие.
Следовательно, ничего не мешало ей пожить в свое удовольствие тут, у Беркута.
А он был очень даже готов обеспечить этой женщине все доступные удовольствия. И возможно даже не очень доступные ее социальному среднему классу.
Вот так вдруг и сразу. Готов. Даже счастлив. Да он бы в лепешку расшибся!
И Беркут совсем не был готов к тому, что Аля вот сейчас сделает ноги.
– Вы не ответили!
А она настырная!
Беркут прочистил горло.
– Я решил, что в твоей ситуации, жизненной ситуации, не помешает развеяться. Разве нет?
Аля приподняла брови, опустила и воззрилась пытливо, недоверчиво, с прищуром.
Беркут усмехнулся. Такой она еще больше ему нравилась. Недоступной, неприступной, отстраненной. И одновременно теплой, лакомой. Подобно маленькому, симпатичному ежику, который шипит и тычет в тебя колючками, а тебе безумно хочется нежно погладить пушистый животик зверька. Почесать маленького задиру за ушками. Дать ему жирной сметанки и смотреть как этот чудик уплетает на обе щеки.
Вот именно нечто подобное испытывал Беркут сейчас к Але.
И ему так хотелось ее успокоить… Просто заграбастать в свои лапищи, такую маленькую и хрупкую, и скрыть от мира у себя на груди.
Мать твою! Как же хотелось!
– Спасибо. Вчера уже развеялась. Больше не надо! Мне хватило до конца жизни, – полыхнула она возмущенным взглядом. – Или вам кажется, что мне мало досталось?
Беркут поморщился. Ну вот как с ней, с такой, договариваться?
Где, в его словах, прозвучало, что он планировал какое‑то принуждение? Тем более – «как вчера»?
