Зимовье

«Доброго вечера» сказала Даша, но сама ничего доброго не чувствовала ни по отношению к себе, ни к другим. Дарья целый день подбирала осторожные слова, которые почему‑то вязли в сознании, их приходилось силой выдирать. Говорила о недопустимости насилия, пыталась быть полезной и доброжелательной, не допуская до себя ничего лишнего. Но выйдя на воздух, Дарья смогла выдохнуть и признаться самой себе: какой‑то смазанный диалог сегодня получился. Как‑то всё было натужно и проблемно. У Даши сводило плечи от усталости и в голове звенело. Освободившиеся мысли тут же лихо закрутились в змеиные кольца беспокойства. Наверное, стоит обзвонить больницы, как только она вернётся.

Даша не стала ждать редкого, но прямого автобуса и поехала домой с пересадкой. От остановки к дому дорожка петляла через небольшой сосновый скверик с лавочками и абстрактным арт‑объектом в виде вырастающих из земли капель. Иногда Дарья думала, что они значат, но не сегодня. Она торопилась домой, проигрывая в голове телефонный звонок, когда в потёмках резким шагом наступила в глубокую лужу одной ногой, и сразу же второй, не успев остановиться. Ледяная вода перелилась через край обуви и клыками впилась в ступню.

– Ай, блин, блин! – Выпрыгнула Даша из лужи, отряхивая ботинки. Но они уже наполнились водой, и с каждым новым шагом её как будто засасывало в холодное, раздражающее хлюпанье. Совсем задумалась и даже про лужу забыла, которая тут уже десяток лет круглый год коварно плещется. Нужно под ноги смотреть, а то еще во что‑нибудь вляпаться недолго. Дарья мрачно оглянулась на лужу, переливающуюся льдинками под уличным фонарём, но потом мотнула головой, отгоняя от себя все лишние мысли, и быстрее пошла к подъезду. Прошлепав мокрыми ботинками четыре ступеньки до площадки первого этажа, Дарья открыла дверь в квартиру.

Дома было тепло и светло. Из кухни доносились голоса сериала и комментарии вроде: «да куда ты смотришь, ой, дура‑девка?». Дарья быстро скинула ботинки и куртку. С трудом стянула промокшие насквозь носки и проскочила босыми ногами по полу в ванную, оставляя следы.

– Дарья? – донесся голос из кухни.

Она бросила мокрую одежду в корзину для белья и мимоходом заглянула в кухню.

– Привет, мам.

Мама сидела за столом с пультом в руке и смотрела телевизор. Это была жизнерадостная улыбающаяся женщина с открытым светлым лицом и чуть волнистыми короткими волосами, невнятного русого цвета. Когда‑то симпатичные круглые щечки с возрастом чуть опали и плавно перешли в шею. К пенсии мама чуть поправилась, но ей это даже шло. Она оторвалась от телевизора и хотела улыбнуться дочери, но та уже исчезла из просвета коридора и только крикнула из глубины комнаты:

– Мам, ты же сегодня до семи дежурила?

– Да, до семи, – подтвердила мама и вошла в комнату, удивлённо глянув на дочь. Дарья ей кивнула и набрала только что найденный в поисковике контактный телефон третьей горбольницы. Она была первая в списке, поэтому Даша туда и позвонила, переминаясь босыми ногами на холодном полу. Хотя после второго гудка ей всё‑таки пришла в голову мысль, что сначала можно было попросить маму узнать по своим каналам. Но сказать об этом Дарья не успела, на том конце ответили.

– Здравствуйте. Моего знакомого сегодня с ранением увезли на «скорой», но я не знаю, куда, – выдала она фразу, которую всё дорогу до дома обдумывала. – Не могли бы вы мне подсказать… а, Тургаев Кирилл Ильич, – ответила Даша на вопрос из приёмного покоя и замолчала в ожидании ответа, глянув на маму. Та очень удивилась и одним движением бровей спросила: что происходит? Даша мотнула головой, останавливая вопросы вслух и тут же нахмурилась: женщина из приёмного покоя ответила, что такого у них нет.

– Что случилось? – спросила мама уже вслух, когда Дарья поблагодарила и отключилась.

– Мне кажется, на него сегодня напали с ножом. Я целый день звоню, он не отвечает.

– Давай, я попробую, – тут же предложила мама свою помощь и без лишних слов схватила трубку домашнего телефона. Вообще‑то, конечно, надо было с этого и начать, но Даше хотелось что‑то сделать для Кирилла самой. Краем сознания, не подвластным правильным установкам типа «в насилии всегда виноват насилующий», Даша чувствовала, что в ранении старого друга и она виновата. Шохов взбесился из‑за того, что Татьяна от него сбежала, и отыгрался на участковом. Поджав пальцы совсем замёрзших голых ног, Дарья расстроенно выдохнула, с надеждой глянув на мать.

– О, Тома, привет, это Вера Осокина, – обрадованно проговорила мама в трубку. – Как смена? – смена у Тамары, видать, не задалась, потому что Вера долго понимающе кивала, но потом над чем‑то рассмеялась. Даша нахмурилась. – Слушай. А не привозили сегодня к нам парня эээ… когда? – вопросительно кивнула она Даше.

– Часов в двенадцать где‑то.

– В двенадцать часов? По скорой, да. Тургаев фамилия, Кирилл Ильич, так… – Вера призадумалась, вспоминая дату рождения парня, а потом глянула на дочь и тут же поняла, едва не стукнув себя пальцем по лбу. – Девяносто второго года, как Дарья моя. Посмотри, пожалуйста. Спасибо, да. Да куда там, Тома, какой зятёк, – с явным сомнением проговорила мама и вздохнула. Даша еще сильнее нахмурилась, этот весёленький тон ей совсем не нравился. – С десяти лет они с Дашкой моей скачут по всем гаражам. Ну, это она сейчас серьёзная такая, – мама снова глянула на дочь. Дарья стояла, нахохлившись, сведя брови над упрямой переносицей. Если б не помощь, которую никто, кроме неведомой Томы в приёмном отделении пятой городской больницы не мог оказать, Даша точно высказала бы всё, что она думает о маминых словах прямо посреди разговора. – Ну так что? Нашла? – Дарья встрепенулась. Растеряла всю свою строгость и подалась вперёд, ругая старый домашний аппарат. Был бы мобильный, она бы всё сама уже услышала! – О, как хорошо! Это, получается, завтра можно будет в хирургию позвонить? Слушай, спасибо. С меня шоколадка, – улыбчиво проговорила мама в телефон, посмеялась ответной реплике и положила трубку.

Дарья замерла, во все глаза смотря на мать: ну? Что удалось узнать?

– В общем, в реанимации он, стабильно тяжелый… это нормально! – поспешно пояснила Вера, видя, как дочка испугалась. – Так про всех говорят, тем более, ему операцию сделали. Живой, даже в сознании. Может, завтра‑послезавтра в хирургию переведут. А теперь давай, – Вера присела на диван, – рассказывай, что случилось у вас.

Дарья согласилась рассказать, но только сейчас осознала, что ноги заледенели на голом, холодном полу первого этажа. Зябко передёрнув плечами, она сказала маме, что найдет тапочки, вернётся и всё расскажет.

Сняв в своей комнате рубашку и брюки, Дарья переоделась в домашний тёплый флисовый костюм. Сидя на кровати, она медленно и старательно натянула носки, потом так же медленно сунула ноги в тапочки, больше похожие на унты. Ноги начали согреваться, и Даша почувствовала, как тяжесть этого длинного дня отпускает, плечи расслабляются, а спина горбится колесом. Дарья поставила локти на колени и положила голову на ладони. Пальцы приятно взъерошили свободные от заколки волосы, и от затылка по всей голове разлилась тёплая волна. Она как будто освободила сознание от мрачного тумана, который целый день мешал ясно мыслить и слушать, и Дарью осенило. Она отняла руки от лица, почувствовав, как одна единственная мысль провернула чувства до щелчка. Всё вдруг встало на свои места. Вот оно что. Именно поэтому Даша была сегодня в разговоре с Татьяной такой непривычно для себя отстранённой. Старалась держать себя в руках, говорила правильные вещи, постно сопереживала и от этого сильно устала. Её не хватило на личное, эмоциональное участие, потому что между ними тревожно разворачивалась мысль: а вдруг Кирилла убил Танин муж, и они с ней этому поспособствовали?