Зимовье
Мужик привёл их обоих к Осокиным красных и зарёванных. Дашка размазывала сопли и слёзы по лицу, Кирилл просто шмыгал носом и пытался успокоиться до встречи с матерью. Его тошнило и пошатывало. Когда Светлана увидела сына всего в крови, чуть не упала прямо посреди комнаты.
– Батюшки! – вскрикнула она и прижала пухлые ладошки к лицу. Но Вера не позволила никому впасть в отчаяние. Пока детей отмывали от грязи, крови и пива, она сбегала на свой фельдшерский деревенский пункт и принесла медицинский чемоданчик. Голову Кириллу зашили прямо на кухне дома Даши Осокиной. Она плакала от страха и беспокойства, смотря на четкие, выверенные движения матери. Мать то ничего не боялась и управилась за несколько минут, повторяя: «Не реви!» и Дарье, и Светлане и Кириллу.
С тех пор Дарья ни разу не видела, чтобы Кирилл ревел. Когда она, наконец, дозвонилась до него в больнице, по голосу поняла, что всё хорошо. Он строго спросил: «ну и чего ты панику то развела? Мне уже каждый тут сказал, что б я перезвонил…». Через неделю его выписали. На службе дали отпуск, и чтобы не сидеть одному в комнате общежития, Кирилл решил уехать к матери в Тургалой. Мама была очень рада.
– Какая молодец, что приехала, – обняв Дашу, проговорила тётя Света и краем передника вытерла глаза. – Давно не приезжала, – легко, по‑матерински погрозила она пальцем и обернулась к закрытой двери в комнату. – Кирилл! Кирилл! Смотри, кто приехал, Кирилл? Обедать будешь? –спросила Дашу, и, не дожидаясь ответа, проворно вернулась в кухню, где на сковороде продолжало что‑то жариться. – Толчонка сегодня и борщ.
Даша успевала только улыбчиво кивать, когда дверь в комнату всё‑таки распахнулась, и на пороге показался Кирилл. Дарья вцепилась в него взглядом, пытаясь в первую же секунду понять, обманывал он её по телефону, или нет. Кирилл выглядел уставшим. Осунулся так, что алтайские скулы еще сильнее проступили на бледно‑зелёном лице. В серой обычной футболке, спортивных штанах и теплых высоких носках, он прислонился плечом к косяку, засунув руки в карманы, и глянул на гостью в упор из‑под широких, тёмных бровей.
– Привет, – сказала Дарья.
– Здоро́во. Приехала всё‑таки… Я же говорил: жив‑цел‑орёл.
Он всегда был таким, с самого детства: мрачно брюзжал, как маленький старичок, всем недовольный. И выпадал из этого состояния только когда был испуган или подавлен. Сразу кидался драться, много ругался, а в детстве ревел. Но сегодня он не был подавлен, не был напряжен. Кирилл двигался медленно и смотрел, как всегда – немного сердито. Дашу его выражение лица сразу же успокоило. Когда Кирилл позвонил под голоса врачей скорой помощи на заднем фоне, напряжение вошло в позвоночник тонкой иглой и постоянно выцарапывало остриём плохие мысли. А теперь эта игла растворилась и плечи могли расслабленно опуститься.
– Я рада, что ты в хорошем настроении, – искренне сказала Дарья и улыбнулась, чуть‑чуть ссутулившись. Она достала из сумки большой бумажный пакет с логотипом магазина фигурного мармелада. – Я тебе червей привезла, чтобы здоровье поправить.
Кирилл оторвался от косяка, сделал несколько шагов к Дарье и взял протянутый увесистый пакет.
– Вот спасибо. Мне только червей как раз и не хватало для полного счастья, – строго проговорил он, но Даша не переставала улыбаться, зная, что он больше по привычке ворчит. – Сейчас червями закинусь и дорожку дочищу.