Год 1976, Незаметный разворот

– Должен напомнить, – сказал замполит гаубичного дивизиона капитан Юрченко, – что в самом ближайшем будущем, в конце февраля – начале марта, должен состояться очередной двадцать пятый съезд КПСС. В свое время, в училище, нам этим съездом все мозги проталдычили. Если мы хотим добиться решающих изменений, то момент вполне подходящий. На двадцатом съезде Хрущев сбил страну с истинного пути, а на двадцать пятом Брежнев вернет ее обратно.

– Брежнев в семьдесят шестом году был уже не тот, что раньше, – хмыкнул подполковник Седов. – Жевать кашу на выступлениях и заговариваться он начал еще за год до того. Поговаривали, что у него был инсульт, и не один.

– Инсульт‑шминсульт, полная ерунда, – заявила неожиданно возникшая возле меня Лилия. – Если будет надо, то вылечим вашего Брежнева от всех болезней, и будет он как новенький! Вопрос только в том, надо ли его лечить, и если надо, то до какой степени.

– Брежнев – боевой офицер, проливал кровь за Родину, – сказал я, – а такие у меня на особом счету. Поэтому сначала попробуем по‑хорошему, и только потом перейдем к мануальным внушениям. Так что вопрос первого контакта становится первоочередным. Кто знает, с какой периодичностью и где именно проходят заседания Политбюро, чтобы можно было посмотреть на этих деятелей собственными глазами, хотя бы через просмотровое окно? Также хотелось бы знать, где именно обитает товарищ Брежнев – на тот случай, если потребуется конфиденциально переговорить с ним тет на тет.

Ответом мне была тишина. Никто из уроженцев позднего СССР не представлял себе ни механизма функционирования государственного аппарата, ни места обитания вождей на госдачах.

И тут заговорила моя энергооболочка, уже подключившаяся к местной ноосфере и собравшая с нее всю существующую информацию.

– Значит, так, Серегин, – сказала она мне, – заседания Политбюро проходят по четвергам и понедельникам с одиннадцати ноль‑ноль в зале для совещаний, по соседству с парадным кабинетом Брежнева в Большом Кремлевском дворце. Где кабинет Сталина, ты уже знаешь, кабинет Брежнева и зал для совещаний этажом выше. Ведет заседание иногда Леонид Брежнев, но чаще он отсутствует, и тогда председательствует либо Михаил Суслов, либо Юрий Андропов, либо руководитель брежневского секретариата Константин Черненко, хотя он пока не член Политбюро, и даже не кандидат. Помимо членов Политбюро и кандидатов, на заседании обычно присутствуют профильные консультанты по обсуждаемым вопросам, но их место – не за общим столом, который только для небожителей, а на стульчиках у стеночки.

«Так, – подумал я, – заседание Политбюро без Брежнева будет нам не по фэншую. Пропадает главный предмет приложения воспитательного процесса. И в тоже время, если он так плох, что не помнит себя, то, наверное, сначала надо совершить к нему внезапный ночной визит для излечения и прояснения сознания, и только потом подвергать политической проработке. Но для этого нам требуется выяснить, где расположена его госдача, и только потом будет возможно все остальное…».

– Госдача, – хмыкнула энергооболочка, – находится в поселке Заречье, сразу за МКАДом. Сначала из центра по Кутузовскому проспекту и Можайскому шоссе, потом на развязке повернуть налево, проехать по МКАДу два километра, и по правую руку будет Заречье. Живет твой Брежнев относительно скромно, но вот когда он едет из Кремля на дачу и обратно, улицы, в том числе и центральные проспекты, для его проезда перекрывают намертво. И ведь ничего не екает в грудях у хозяина жизни, когда ради его быстрейшего проезда все окрестные дороги на час‑два встают колом.

– Да, – мысленно согласился я, – это совсем не по‑нашему, не по‑артански. Такие барские манеры являются тяжким симптомом, свидетельствующим об оскорбительном пренебрежении к простому народу. Советская так называемая «элита» уже оторвалась от народной почвы и вознеслась в воздушные замки, подпитываемая магазинами‑спецраспределителями, государственными дачами и закрытыми пансионатами. Затраты на ее содержание с каждым годом все больше, а полезная отдача все меньше, ибо в силу своего идеологического догматизма эти люди видели мир не таким, какой он есть, а таким, каким он должен быть, исходя из их представлений. Или некоторые вообще ничего не желают видеть и действуют из принципа «вот помру, а потом хоть потоп». Отсюда и отказ от научно‑технической революции, вызвавший прогрессирующее отставание Советского Союза в электронике и вычислительной технике, а также импотентская внешняя политика. Этим людям было просто все равно, что станет с их страной. И как с этой болезнью бороться без расстрельных команд и чрезвычайных троек? Впрочем, на имеющуюся картину было бы полезно взглянуть глазами сателлитов орбитальной сканирующей сети. И не беда, что их у нас в запасе меньше половины штатного комплекта: для отработки статической информации, когда не надо отслеживать перемещения авианосных эскадр и танковых групп, хватит и значительно меньшего количества этих всевидящих аппаратов. Кстати, древнегреческая легенда о стоглазом Аргусе наводит на мысль, что без чего‑то подобного там не обошлось.

– Кстати, Серегин, – хмыкнула энергооболочка, – перед съездом, числа двадцатого февраля будет Пленум ЦК, на котором рассмотрят проекты отчетного доклада и экономической программы на следующие четыре года, а перед этим все вопросы будут многократно обсуждены на заседаниях Политбюро. А вот там все решения принимаются только единогласно, так что всех несогласных тебе придется мочить на месте, не озаботившись для этого подбором подходящего сортира.

– Прямо на заседании Политбюро допустить больше одной смерти нежелательно, – ответил я энергооболочке, – а потому на роль мгновенной сакральной жертвы я уже наметил Андропова. С учетом его должности председателя КГБ, это очень опасный мерзавец, которого нельзя оставлять в живых ни одной лишней минуты. Впрочем, я уже решил начать работу с Брежнева, а там будет видно…

А потом я подумал, не слишком ли я тороплюсь убивать этого человека, ведь в его голове хранится столько зловещих и зловонных тайн? А то уж больно резво даже после его смерти верхушка КГБ принялась не защищать страну от развала, а разрушать ее, растаскивая обломки по разным национальным углам. Не зря же говорили, что ни в одно межнациональной сваре второй половины восьмидесятых не обошлось без сотрудников этого ведомства, действовавших прямо в нарушение присяги. Иначе ни события в Тбилиси, ни Карабах, ни Фергана, ни бунт в Прибалтике просто не были бы возможны. Нет, сначала с товарищем Андроповым пусть тщательно поработает Бригитта Бергман, и только потом перед ним раскроются врата Ада. Или не раскроются, если того потребует обстановка. Глубокий обморок с эвакуацией в наше лечебное учреждение будет куда полезнее молниеносной смерти. Убить мы его всегда успеем.

Выйдя из транса переговоров с энергооболочкой и внутренних размышлений, я обнаружил, что мои соратники с напряженным вниманием смотрят в мою сторону, ожидая очередных эпохальных откровений.

– Значит, так, товарищи, – сказал я вслух, – идея разворота Советского Союза на новую колею на двадцать пятом съезде КПСС, высказанная товарищем Юрченко, принята как рабочая гипотеза. Свою работу мы начнем с генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза, и только после его полной нормализации перейдем к прочей камарилье. Примерные координаты загородного логова товарища Брежнева у нас имеются, нужно только провести дополнительные наблюдения через просмотровое окно. Также я принял решение вывесить в небеса этого мира все имеющиеся у нас на складе сателлиты орбитальной сканирующей сети и пополнять группировку до полного штата по мере готовности аппаратов. Мир семьдесят шестого года дан нам в ощущениях, в том числе и для того, чтобы мы могли потренироваться перед подходом к гораздо более сложным мирам девяностых годов. А посему будем относиться к нему со всей надлежащей серьезностью. А теперь я хотел бы поговорить с вами о другом. Каково, чисто по вашим ощущениям, было жить в Советском Союзе середины семидесятых годов – чего советские граждане тогда боялись и чему радовались?