Алло, милиция?
На прощанье Марьсергевна шепнула: где комитет комсомола университета знаешь, заходи.
Егор с готовностью кивнул, хоть понятия не имел, где находится сам университет. Ровно так же не представлял местонахождение общежития и лихорадочно соображал, как выяснить. Отколоться от спутников, спросить у прохожего, где БГУ, там наплести о поисках родственника, получившего койку в студгородке…
– Пошли, что ли? – спросила Варя. – Ты же на Машерова живёшь в общаге номер четыре, где и все иногородние юристы? Точно! Я тебя видела. Как‑то не обратила внимания.
– А сама ты – с юрфака?
– С филфака. Только не говори, что не знаешь комнаты филологинь на четвёртом этаже. Ваши постоянно туда бегают, когда свербит.
– Пошли.
Они помахали остальным членам группы и направились на противоположную сторону Привокзальной площади, отмеченной двумя высокими прямоугольными башнями в типичном стиле сталинского ампира.
– Пешком?
– Если ты великий спортсмен, то можешь и пешком. Я девушка хрупкая.
Егор мигом отобрал у неё пакет с московскими покупками, нетяжёлый. Вообще‑то, он чувствовал какую‑то непривычную лёгкость в новообретённом теле, оно находилось в лучшей форме, чем прежнее.
– Ну, поехали.
– Только надо вспомнить, какие троллейбусы идут на Немигу. Проспект раскопали. Вот построят метро – добираться будет легче.
Егор как губка впитывал каждое слово. Немига? Метро?
В прошлой жизни достал бы смартфон и мигом восполнил пробелы, узнал, где университет и юрфак, зашёл бы на сайт юрфака и вычислил свою группу, нашёл однокурсников в соцсетях… Без интернета остался всё равно что слепым.
Слепые развивают оставшиеся органы чувств. Настолько, что практически «видят» ушами. Он же мучается без трубы и доступа в Сеть менее суток. Не приспособился.
Спутники по московскому вояжу были почти не знакомы раньше, прежний Егор если и пересекался с ними по комсомольской работе, то эпизодически. Всё равно обратили внимание на замкнутость и молчаливость. Лишь Мюллеру перемена в нём пришлась по душе.
А в своей группе? Он не знает студентов в лицо и по имени, хоть вместе как бы пятый год. Тот Егор был «комсомольский вожак», то есть массовик‑затейник общественных мероприятий. Новый Егор не знает номера группы. Преподавателей в лицо. Аудиторий для занятий. Инопланетянин!
Что‑то, конечно, выхватит из случайно оброненных фраз. Но на прямой вопрос об общеизвестных вещах или вообще не даст ответа, или сморозит чушь.
Сели в троллейбус.
– У тебя есть талончики? У меня кончились. Давай мелочь, передам водителю.
По случаю раннего утра салон был почти пустой, холодный. Пар от дыхания замёрз на стёклах, сделав их непрозрачными. Зато минский транспорт оказался дешевле московского метро, талончик стоил 4 копейки. И, конечно, очень удобно, что российские рубли не нужно менять на белорусские. Советский рубль – как евро, одинаковый на большом пространстве.
Варя метнулась, прокомпостировала талончики, один отдала Егору.
А его осенила идея.
Варя в 1981 году – как рыба в воде. Его прежнего почти не знает. Она – неоценимый кладезь бытовой информации.
– Слушай… Что ты вечером делаешь?
– Ну как же… – изумилась она. – В 19:30 по первому каналу «Джентльмены удачи». Ну? Лошадью ходи! Пасть порву, моргалы выколю! Ладно. Беспомощный ты какой‑то, выручу. Настюхе «Рекорд» привезли. Старый, чёрно‑белый, но показывает. Придёшь?
– А удобно?
– Если девушки зовут, всегда удобно! – Варя на холоде разрумянилась и стала даже ничего. Особенно если переодеть, снять ужасную розовую беретку, а мышино‑серое драповое пальто поменять на элегантную куртку.
– Номер комнаты?
– Четыреста четыре.
– Приду.
Они поболтали о вещах отвлечённых, о книжках и фильмах. Тема безопасная. Если бы Егор назвал что‑то, вышедшее после 1981 года, всегда есть оправдание – ты не читала или не смотрела, ну так обрати внимание. Тем более, в СССР были недоступны масса фильмов из голливудской классики 1960‑х и 1970‑х годов. Он упомянул «Кабаре» с Лайзой Миннелли и вестерны с Клинтом Иствудом – «За пригоршню долларов», «На несколько долларов больше», «Хороший, плохой, злой».
– Их же не показывали в кинотеатрах! – изумилась Варя.
– Знаешь, есть такая штука – видеомагнитофон. У одного знакомого был, тот привёз из‑за границы, и кассеты. Подключаешь к телевизору и смотришь.
Она даже рот открыла, впечатлившись.
– То есть не надо покупать билеты в кинотеатр? Или ждать годами, когда покажут по телевизору?
– Именно.
– Хорошо же живут буржуи!
– Благодаря безудержной эксплуатации рабочего класса, – тут же выпалил Егор, тревожно оглянувшись. Вдруг кто‑то из пассажиров услышит, достанет удостоверение КГБ и загребёт обоих.
– Ты такой смешной! – захихикала девушка. – Так здорово пародируешь эти скучные речи на политинформациях. Ой! Объявили площадь 8 Марта, выходим.
Под лёгким снежком, болтая, они добрались в общежитие БГУ № 4 на Машерова, 9, пятиэтажное кирпичное здание, несуразно выпирающее на тротуар, выбившись из ряда более современных столбиков. Правда, смотря с чем сравнивать. По сравнению с московской застройкой двухтысячных это не современность, а дремучая архаика.
Пропустив девушку вперёд, как джентльмен, Егор увидел, что она предъявила пропуск вахтёрше и получила взамен ключ. Он тоже достал пропуск, но толстая тётка в меховой жилетке ключа не дала и только зло буркнула:
– Ну? Что уставился? Дрыхнут твои ещё. Не выходили, ключ не сдали.
На пропуске значился 346‑й номер комнаты, Варя свернула вправо, Егор, соответственно, влево. Топая по коридору, выискивал глазами лестницу на третий этаж. Навстречу попадались студенты, им кивал, тщательно дозируя радушие: мол, с тобой знаком и здороваюсь, но не настолько, чтоб кидаться на шею с воплем «друган!» или долго трясти руку.
Перед тем, как толкнуть дверь с цифрами 346, на секунду зажмурился… Там пацаны, знающие прежнего Егора как облупленного. В общагах сам не жил, но был наслышан и понимал, что здесь прочерчена очень тонкая грань между «моё» и «общее». Что все в курсе любых дел соседей. Что… А, чёрт с ним, будь что будет!
