Амат

– Ваш супруг вчера предоставил видео Ларисе Дмитриевне, – беру телефон директора, включая причину появления Анохиных в школе, – вот это, – предлагаю Лине насладиться танцем. – Утверждает, что на нём запечатлена я, и считает, что я не имею права обучать его дочь танцам. Правда, не знаю, как он это определил, – тычу в экран, посматривая на покрасневшего мужчину, желающего раствориться в пространстве. – Может, вы расскажете, Андрей? Мы с вами два раза беседовали, и, насколько помню, я была одета. Почему вы решили, что это я? То есть вы знаете всех девушек клуба, чтобы иметь возможность сравнить их со мной?

– Да я… Я это… Ошибся.

– Ошиблись? Интересно. А меня вот уже почти уволили из‑за вашей ошибки. Ничего не хотите нам всем сказать?

Три пары глаз ожидают хоть слова от того, кто стал причиной данной встречи. Но больше всех заинтересована Лина, которая, судя по взгляду, четвертует мужа, как только за ними закроется дверь.

– Прошу прощения, – наконец к Анохину возвращается дар речи. – Лариса Дмитриевна, это ошибка.

Директор, всё это время молчавшая, слегка улыбается, понимая, с какой целью я настаивала на приглашении парочки.

– Я хочу извиниться за моего мужа. – Голос Лины хрипит. – Прошу прощения за это… недоразумение.

Мелкая дрожь пробирает тело, когда понимаю, что отвела от себя подозрения и создала мужику проблемы, которые исключат возможность появляться в клубе. Жена будет контролировать каждый его шаг. Но я точно его не видела или не смотрела? Как правило, мигающий свет бьёт по глазам, а когда я окунаюсь в танец, не смотрю по сторонам. Моя задача – показать номер, удовлетворить собравшихся и получить деньги.

– Вот же козёл! – прыскает директор, о присутствии которой я совсем забыла. – А вчера уверял, что видео ему скинул знакомый, а он вообще в таких местах не бывает.

– А ребёнок знакомого тоже у нас учится?

– Нет вроде.

– А как тогда знакомый мог сопоставить девушку на видео со мной и, более того, предположить, что это я?

– Точно. – Лариса Дмитриевна оседает на стул, прикрыв голову руками. – Простите, Алёна Витальевна. В этом есть и моя вина: я так легко поддалась на провокацию.

– Ничего страшного, – подхватываю сумку, направляясь к двери. – В следующий раз проверяйте, пожалуйста, информацию.

Покидаю кабинет на негнущихся ногах и спешу в комнату для персонала, понимая, что половина первого урока прошла. И только там, оставшись в одиночестве, позволяю себе пропустить через себя волну страха. Я могла лишиться работы, которую нашла с большим трудом. В эту школу танцев для детей принимают не всех, а я и вовсе пришла без рекомендаций, имея на руках лишь диплом и маленького ребёнка. Здесь я получаю больше, чем на кассе супермаркета, и рассчитываю на эти деньги, чтобы расплатиться с долгами в ближайшие лет десять.

Мне повезло, что мужик растерялся, опасаясь гнева жены. По этой причине я всё ещё не уволена. Но есть и плюс: в следующий раз Лариса Дмитриевна вряд ли поверит в подобное. Переодеваюсь, медленно приходя в себе и готовясь к занятию со старшей группой, где обучается Вероника Анохина.

День пролетает в размышлениях о случившемся утром. Не факт, что Анохин единственный, кто является завсегдатаем стриптиз‑клубов. Именно по этой причине необходимо сменить маску, прикрыв и часть шеи. От танцев по выходным отказаться не могу, потому что именно они приносят хороший доход, потеряв который я не смогу выплачивать нужную сумму.

Спешу домой, проходя мимо магазина и вспоминая, что Дамир накупил нам столько, что можно не заботиться о продуктах две недели. Дашка с такой жадностью лопает сладости, что я едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться, осознавая, что мой ребёнок лишён самого элементарного. И если бы я могла хоть немного улучшить наше положение, не задумываясь сделала бы, но, увы, ни на чью помощь я уже давно не надеюсь. Прошло то время, когда верила в сострадание и доброту, наконец приняв для себя факт, что никого не заботит моя жизнь.

Подхожу к дому, ожидая услышать привычные сальные шуточки в свой адрес, но наркоманы расступаются, пропуская в подъезд.

– Приветствую, Алёна Витальевна, – бросает один из них, чем удивляет. – Хорошего вечера.

– И вам, – отвечаю на автомате, удивлённая спокойному тону и непривычным словам.

Отчего‑то вспоминаю слова Дамира: «Больше не будут». Понимаю, что он основательно с ними поговорил, когда покидал подъезд. От этой мысли становится тепло на душе. Наверное, он единственный, кто за последние три года что‑то сделал для меня. Ещё Иван, но его попытка успехом не увенчалась. Ждала Дамира на следующий день, уверенная, что он обязательно придёт за благодарностью, какой бы она ему ни представлялась, но этого не случилось.

Рассматривала его мельком, отметив непривлекательную внешность, но очень пронзительный тёмный взгляд, который он то и дело смущённо отводил, когда я смотрела в упор. Крепкое спортивное телосложение, большие руки, широкие плечи и сила, исходящая от него, заставляют обратить внимание. И голос – потрясающий, вибрирующий, низкий голос, который проникает под кожу, подчиняя и заставляя вслушиваться в каждое произнесённое слово. В полумраке, сгораемая от страха и стыда, я увидела в нём бородатое чудовище, но позже, когда он сидел напротив, болтая с Дашей, передо мной предстал совершенно другой человек. Такой бы мог нас защитить, закрыв собой…

Но мужчины, как правило, шарахаются от проблем, предпочитая лёгких, не обременённых заботами девушек желательно без детей. Да и такие проблемы, как у меня, не каждый вытянет, не говоря уже о вероятности столкновения с криминальными элементами и угрозе жизни. После недолгих отношений с Ваней я пришла к выводу, что не стоит вступать в любого рода связи, чтобы люди, связанные со мной, не попали под удар. Одного инцидента, сделавшего человека инвалидом, было достаточно.

– Мама! – Дашка несётся в мои объятия.

Так происходит каждый день, потому что за восемь часов соседка успевает прочитать дочке множество нотаций, которые потом трансформируются в шокирующие фразы, извергаемые моим ребёнком в самые неподходящие моменты.

– Отвратительно себя вела, – прыскает женщина и захлопывает дверь перед моим носом.

– Мам, она врёт, – стонет дочка, – я почти всё время молчала, чтобы она не ругалась. А она всё равно ругалась, потому что я молчала.

Видимо, тишина Алевтину Михайловну раздражает так же сильно, как и незакрывающийся рот Даши. Золотой середины нет, а значит, каждый день я услышу комментарий о плохом поведении своего ребёнка.

– Я знаю, родная. Просто не груби бабушке Але и отвечай на вопросы только «да» и «нет». Этого достаточно.

– Если я с ней не разговариваю, она не разрешает мультики смотреть. А я хочу, потому что у нас телевизора нет.

– Тогда разговаривай, но спокойно, – опускаюсь перед дочкой, понимая, что услышу уже привычные жалобы.

– Тогда она ругается, что я много болтаю.

– А мультики смотреть разрешает?

– Да.

– Ну вот, значит, болтать лучше, чем молчать.

– Хорошо, – вздыхает, понимая, что завтра снова отправится к соседке.