Аспект белее смерти
– Покукуй тут ещё денька три на всякий случай. Не пропадай внезапно, чтобы не подумали чего.
Ухари скрылись в тупичке, а я нервно передёрнул плечами.
«Не подумали чего»? Это как?
Они звездочёта грабить собрались, а во мне наводчика заподозрить могут?
Захотелось поскорее убраться отсюда. Я как раз размышлял об этом, когда из тупичка выглянул жилистый ухарь. Он требовательно махнул рукой, я немного поколебался, но всё же подхватил короб и подошёл.
– Чего ещё?
Жилистый тут же ухватил меня за руку и затянул в тупичок.
– Кто ещё сюда приходил? – спросил он свистящим злым шёпотом. – До или после того трубочиста – не важно!
– Кухарка утром была. И всё. Больше никто не шлялся. Обычно бродят по домам всякие торгаши, но сегодня почти весь день дождь моросил…
Заговаривая ухарю зубы, я начал высвобождать руку, только не тут‑то было – его пальцы вцепились в плечо мёртвой хваткой.
– Пошли! – потребовал жилистый и потянул к дому, у приоткрытой двери которого настороженно замер упитанный. А стоило только упереться, он походя влепил крепкую затрещину и рыкнул: – Не дури!
Я бы плюнул на всё, вырвался и бросился наутёк, но хромому от здорового мужика не удрать, вот и начал юлить:
– Да пустите! Я вам зачем?
Ухарь и слушать ничего не стал.
– Шагай, щенок! И пасть закрой!
Упитанный дождался нас и первым шагнул через порог, следом жилистый запихнул меня. Сам тоже на улице оставаться не стал, зашёл в дом, прикрыл за собой дверь, задвинул засов.
Пахло внутри… странно. Густой аромат благовоний смешивался с вонью чего‑то горелого, как если бы кухарка забыла на плите сковороду с гуляшом, а хозяин попытался перебить неприятный запах ладаном.
Бред? Так и есть.
– Внизу проверь, – бросил жилистый подельнику, а меня подтолкнул к лестнице. – Шагай!
Упитанный встал посреди гостиной и принялся озираться по сторонам, а я нехотя двинулся вверх по скрипучим ступеням. Лестница была узкой, ухарь отпустил меня, но не отстал, поднимался за спиной. Вонь заметно усилилась, стало ясно, что несёт ею со второго этажа, и неожиданно я этот омерзительный запах узнал. Просто вдруг само собой вспомнилось, как после пожара на Гороховой улице огнеборцы выносили из развалин обугленные тела. Смердели они точно так же.
В доме стоял запах горелой плоти!
Беда!
К горлу немедленно подкатил комок тошноты, и я остановился, но меж лопаток толкнули ладонью.
– Пришибу, гадёныш!
И я упрямиться не стал, разве что ещё сильнее захромал, теперь уже напоказ. Комнат на втором этаже было две. В одной заметил кровать и платяной шкаф – точно спальня. Из второй несло горелой человечиной. Там оказался кабинет.
В узеньком коридорчике я намеренно замешкался, и жилистый ожидаемо поторопил толчком в спину. Меня качнуло, ремень короба соскользнул с плеча, и тот упал аккурат между нами. Я этого шанса не упустил – стремглав метнулся в кабинет, ухватился обеими руками за торец массивной дубовой двери и рывком захлопнул её, успев лишь самую малость опередить споткнувшегося о короб ухаря.
Засов? Есть засов!
Задвинул его, и дверь тут же дрогнула от резкого удара. Жилистый толкнулся раз‑другой и сдавленно прошипел:
– Не дури, малой! Мы просто заберём своё и разбежимся по‑хорошему!
Я бы с превеликим удовольствием разбежался с ними по‑хорошему, да только хозяин дома был окончательно и бесповоротно мёртв.
Заскакивая в кабинет, я уже в этом нисколько не сомневался, но с догадкой, будто тому поджарили в растопленном камине пятки, угодил пальцем в небо. На деле всё оказалось несравненно хуже: сидевший за столом человек скалился жутким оскалом обгорелого черепа. И это при том, что его роскошный халат от огня нисколько не пострадал!
Магия!
В испуге я подался назад и прижался спиной к двери – опомнился, лишь когда в филёнку вновь ударил кулак.
Черти драные! Бояться сейчас следовало не мёртвых, а живых!
Убийство в благополучном квартале непременно наделает много шума, люди пристава точно заинтересуются приблудным чистильщиком обуви. Я был уверен, что охотникам на воров не встать на мой след, но ухари в таких делах на волю случая никогда не полагаются, свидетеля в живых они не оставят.
Всё же неспроста колебался Лука! У него – чутьё, а я – лопух!
Влип!
0‑4
– Не дури, малой! – послышалось из‑за двери. – Что с хозяином, а? Он там? Мёртв? Да открой ты, не тронем! Осмотреться надо!
Тут‑то я и сообразил, что звездочёта порешил кто угодно, только не мои наниматели. И не успели бы, и не простой душегуб здесь отметился, а тайнознатец. Но это даже хуже: значит, убийцу станут искать со всем тщанием: и управа на приз охотникам на воров не поскупится, и церковники в стороне не останутся. Прикончат меня. Как пить дать прикончат.
Начало понемногу униматься лихорадочное сердцебиение, следом мелькнула спасительная мысль выбраться на улицу через окно, но только я отлип от двери – и вновь замер на месте как вкопанный. Лишь сейчас обратил внимание, что ковёр скатан к стене, а пол расчерчен изображением вписанной в круг пятиконечной звезды. В её вершинах помаргивали огоньками чёрные свечи, а воздух внутри окружности будто бы слегка колыхался. Вглядываться в его рябь было… неприятно.
Я ничего не смыслил в тайном искусстве, но точно знал, что ни за какие коврижки не соглашусь ступить внутрь этого безобидного вроде бы рисунка. К нему и приближаться‑то даже не хотелось, но никак иначе к окну было попросту не подобраться. Я осторожно двинулся в обход и едва не сделал роковой шаг, когда подвернулась правая нога.
Меня качнуло, и рука замерла в какой‑то пяди от внешней границы рисунка, я будто бы даже упругое сопротивление воздуха уловил, а пальцы опалило непонятным жаром. Повеяло раскалённым песком, в глазах замелькали оранжевые точки. Стало предельно чётко различимо обгорелое пятно на половицах в центре колдовской схемы, и я резко отпрянул назад, в голос выругался.
Черти драные! Да что ж это такое?!
– Открой, гадёныш!
