Аспект белее смерти

Я беззвучно выругался и поспешил вслед за старшим. В доме сильно пахло луковой похлёбкой и дымом, Гнёт и Сивый закрывали окна ставнями, Хват разжигал лучины, Мелкая что‑то тихонько напевала себе под нос и вязала соломенные птички‑обереги, как делала это в преддверии каждого небесного прилива, случавшегося то дважды в год, а то и чаще. Поделки эти девчонка на следующий день неизменно сжигала в печи, и для меня оставалось загадкой, где она всякий раз умудрялась находить для них нити всех пяти цветов радуги.

Рыжуля накрывала на главный стол, и за ним уже восседал на притащенном невесть откуда шатком табурете Яр. Настроения мне эдакая наглость приблудыша отнюдь не улучшила, а оно и без того было ни к чёрту. Проходя мимо, я пинком вышиб одну из ножек, а когда паренёк с грохотом рухнул на пол, резко бросил:

– Сгинь!

Задерживаться не стал, вручил свёрток со свечными огарками Хрипу и поднялся на чердак. Только переодел штаны, и следом забралась Рыжуля.

– Серый, ну ты чего такой бешеный? – спросила она, потрепав меня по волосам.

Ответить я не успел, к нам присоединился Лука.

– Ты на кой чёрт этого дурачка привечаешь?! – возмутился я, не дав ему и слова сказать.

Лука в долгу не остался.

– А что не так?! – рыкнул он в ответ. – Яр наколку на верное дельце дал, мы сегодня червонец срубили! А сколько ты в общак денег заносишь?

– Да уж не меньше! – презрительно фыркнул я и только лишь этим не ограничился, поднял доску и кинул Луке узелок с монетами.

Тот распустил его и округлил глаза.

– Откуда?!

Рыжуля заглянула ему через плечо и тихонько охнула, явно припомнив наш давешний разговор. Но упоминать о нём не стала и пихнула Луку кулаком под рёбра.

– Вечно ты на Серого наговариваешь!

Старший на неё даже не взглянул, наскоро пересчитал монеты и повторил свой вопрос:

– Так откуда?

– Да всё оттуда! – криво ухмыльнулся я.

Лука повернулся к девчонке.

– Рыжуля, у тебя там ничего не пригорит? – А когда та ойкнула и спустилась с чердака, уставился на меня. – Серый, я ж тебя как облупленного знаю! Ты ведь их не украл, так?

– Свое забрал! – отрезал я.

– Это как?

– А вот так! Когда пожар тушить помогал, на дохлых ухарей наткнулся. Раз мы дело сделали, а денег только половину получили, обчистил кошели. Даже чуть меньше вышло.

– Чего сразу не сказал?

Я пожал плечами.

– Это моя доля, нет? Я же всю работу сделал!

Лука кивнул и зашевелил губами, явно производя в уме какие‑то подсчёты.

– Уже легче! – объявил он, заметно повеселев, но тут же вновь помрачнел. – Если б ещё с тупичковыми краями разойтись… Ладно, идём! – И сразу придержал меня. – Ты на Яра не дави, хорошо?

Пришлось наступить на горло собственной гордости и пообещать:

– Не буду.

 

Не знаю, кому и где удалось спереть ящик лука, но помимо похлёбки каждому досталось по запечённой луковице. А как поужинали, так мелкие принялись подплавлять над лучиной свечные огарки и расставлять их по тарелкам и мискам.

– Хрип! – окликнул Лука пацана. – Наловите завтра пять дюжин пиявок, только покрупнее. Аптекарь возьмёт.

– Сделаю! – пообещал тот и убежал к мелким, которые расселись вокруг Яра. Приблудыш взялся рассказывать страшную историю, а я отошёл к выходившему на северо‑запад окну и, приоткрыв ставень, выглянул наружу.

– Серый, не надо! – ёжась, попросила Мелкая. – Плохая примета!

Я только отмахнулся.

Никто заранее не знал, в котором часу докатится до нас небесный прилив, но приходила призрачная волна неизменно с одной и той же стороны. Говорят, именно в том направлении находился Тенезвёзд – крупнейший и богатейший город всего Поднебесья, с башен которого проще простого дотянуться до неба рукой.

Не требовалось обладать колдовскими способностями, чтобы разглядеть призрачный вал: пусть это и полагалось дурной приметой, но каждый босяк хотя бы раз дожидался небесного прилива на улице или у открытого окна. Я и сам делал так прежде, да только это прежде. Теперь‑то всё иначе.

Или ничего не изменилось? Или я просто нафантазировал, будто пробудился талант?

Невесть с чего сделалось не по себе, в груди заныло, волосы встали дыбом. Я даже вздрогнул, когда сзади подступила Рыжуля. Она уперлась подбородком в моё плечо и спросила:

– Серый, что с тобой?

– Прилив, – сказал я, не в силах отвести взгляда от призрачного сияния – не слишком яркого, но чётко различимого на фоне не успевшего окончательно стемнеть неба. Предельно чётко – это для меня.

– Где?! – удивилась Рыжуля.

– Гляди! – сипло выдохнул я. – Гляди!

Прежде никогда столь ясно вала небесной энергии не различал, а сейчас даже потусторонний ветер уловил. Повеяло неприятной стылостью, по спине побежали мурашки, и я поспешил закрыть ставень.

– Зажигайте свечи!

Началась суета, а Рыжуля недоумённо округлила глаза.

– Уверен? Я ничего не видела!

Я молча потянул её в центр комнаты. Стало окончательно не по себе, всё кругом сделалось неправильным, и это была отнюдь не умиротворяющая неправильность, накатившая после омовения в церкви. Сейчас было совсем не так. Не так – со всем миром и в первую очередь со мной.

Чёртова напасть!

Не хочу!

Не знаю, чего именно, но – не хочу!

Огоньки многочисленных свечей разогнали тени по углам комнаты, все притихли, и – ничего, ничего, ничего. Хват вознамерился было сунуться к окну, и я шикнул на него, а миг спустя дом заскрипел, будто под порывом сильного ветра, мягкое мерцание огоньков, желтоватое и тёплое, исказилось и стало резким, холодным, белым.

Накатил небесный прилив!