Бабочка, выкованная из стали
– Вика, если я об этом знаю, то и на суде об этом будут спрашивать.
– Я знакома с ним шесть лет. Я сразу после школы приехала сюда, чтобы поступить в институт, но не прошла по конкурсу. А домой возвращаться – вообще позор. К тому же дома – полная задница, никаких перспектив, да еще мамаша сильно пьющая, а здесь все‑таки культура. И вот еще одна девочка, с которой мы познакомились во время экзаменов, предложила разместить на сайте знакомств свою рекламу, мол, готова сопровождать состоятельных мужчин в их поездках на отдых за границу. И через два дня мне написал Анатолий и предложил съездить вместе на Кипр.
Вика вздохнула.
– А там, подло накачав тебя кипрским мускатом, он стал твоим первым клиентом и первым мужчиной, – подсказал Гончаров.
– Первым клиентом, – призналась девушка, – мужчины у меня уже были, точнее, ребята из нашего города. Короче, слетали мы с ним на Кипр, он мне заплатил пять тысяч евро. Я была такая счастливая, потому что там такая беззаботная и веселая жизнь: пляжи, ночные клубы, дискотеки… Да еще пять тысяч за все это дают. Потом мы с ним еще в Дубай летали, где у него друг живет. А подружке не повезло, на нее вышли какие‑то бандиты и заставили работать на них, а перед этим они ее несколько дней насиловали… Она и согласилась, а что делать. Потом пыталась бежать несколько раз, но ее ловили… Где она сейчас, не знаю… А я поняла, что одной не выжить в этом мире, нашла приличное элитное агентство, где мне давали клиентов, но оставляли только тридцать процентов от заработанного. А у меня ведь большие траты: одеваться надо, косметику покупать и парфюм, а ведь еще и солярий, и фитнес, и шугаринг. Да и вообще жизнь нынче дорогая…
– Ладно, это все лирика, а ты пока чистосердечное признание напиши на имя старшего лейтенанта полиции Шишкина. Напишешь, и мы оформим тебе явку с повинной. Форма произвольная, главное, укажи, что ударила молотком, защищаясь. Глаза закрыла от страха, махнула молотком, а он пригнулся, и ты попала по затылку, не желая этого, то есть не собираясь причинить ему физический ущерб и уж тем более смерть.
– Ой, а ведь так и было. Как вы догадались?..
– Пиши!
Вика покрутила головой и пожала плечами.
Гончаров открыл дверь, высунулся в коридор и позвал:
– Олег!
Из кухни вышел молодой человек.
– Не в службу, а в дружбу, – обратился к нему Игорь, – принеси несколько листов бумаги и ручку.
Игорь не вернулся в комнату, стал дожидаться молодого человека в коридоре. Из спальни выглянула Варвара Григорьевна. Шагнула к Гончарову и тихо поинтересовалась:
– И что говорит эта стерва? Призналась? Дает показания?
– Да куда она денется! – пообещал подполковник.
Подошел Олег, который слышал последние слова, и испуганно обернулся к матери. А та вздохнула печально и погладила сына по голове.
– Вдвоем мы теперь остались, сыночка.
Игорь вернулся в гостиную, положил листы и ручку на стол.
Вика взяла ручку, задумалась, посмотрела на подполковника и спросила:
– А писать, что Варвара Григорьевна готова была заплатить киллеру тридцать тысяч евро?
– Писать можно все что угодно, но ты же все равно это не докажешь.
– Почему же, – улыбнулась девушка, – я ее записывала. У меня все телефонные разговоры автоматически под запись. А при личных с ней встречах я включала диктофон. Но я не потому согласилась, что рассчитывала на эти деньги. Она мне пообещала, что не будет возражать против моего брака с ее сыном.
Гончаров присел на диван, в ожидании, когда Вика закончит писать. Он осматривал комнату, дорогую мебель, размышляя о том, зачем одни люди убивают других. На войне или защищая себя и своих близких – понятно, а зачем это сделала Вика? Для того чтобы скрыть, что имела интимные отношения с будущим свекром, что за вознаграждение переспала с будущим женихом, записывала все разговоры с будущей свекровью, чтобы потом шантажировать, выставляя организатором особо опасного преступления…
– Я написала, – объявила Вика и протянула Гончарову лист, исписанный кривым почерком.
Игорь начал читать.
– Господи! – удивился он. – Что у тебя по русскому в школе было?! Почти в каждом слове ошибка.
– Ну и что, – не смутилась Вика, – за это ведь не расстреливают.
– А надо бы, – не согласился с ней Гончаров, понимая, что девушка уже успокоилась, решив, что никакого суда теперь не будет.
На листе было написано:
Я Виктория Степановна Сапожникова признаюся в том что в состаянии афекта при защите своей полавой ниприкасновенности случайно убила малотком Анатолия Михайлавича Делюгина в его квартире потому что другова способа повлиять на него не было, Это произошло в момент когда он хотел совершить развратные действия насильственного характера в отношении меня. Так как Анатолий Михзайлович был невменяемый и сильно пьяным. И я не хотела принести физического ущерба или смерти. И если бы не моя самазащита то жертвой мог стать не он а я.
Игорь посмотрел на девушку.
– Теперь важно, чтобы присяжные поверили, – сказал он.
– Да уж как‑нибудь, – ответила Вика, – я им такое кино покажу! Изображу им Катюшу Маслову из того отрывка из романа Льва Толстого «Воскресенье», что на экзамене в театральный читала.
– Давай‑ка посерьезнее, – посоветовал Гончаров.
– Так я серьезно почитаю. Вот слушайте: «Нехлюдов посмотрел на подсудимых. Они, те самые, чья судьба решилась, все так же неподвижно сидели за своей решеткой перед солдатами. Маслова улыбалась чему‑то. И в душе Нехлюдова шевельнулось дурное чувство. Перед этим, предвидя ее оправдание и оставление в городе, он был в нерешительности, как отнестись к ней; и отношение к ней было трудное. Каторга же и Сибирь сразу уничтожали возможность всякого отношения к ней; недобитая птица перестала бы трепаться в ягдташе и напоминать о себе…»
– До сих пор помнишь? – удивился Игорь.
– Конечно. Знаете, какая у меня память? Я все помню и про всех. А про Варвару я потом отдельно напишу.
И мило улыбнулась.
В коридоре его поджидал участковый Шишкин.
– Товарищ подполковник, эксперты не приедут, а наши опера из убойного меня и вовсе послали.
– Им же хуже: отвезем подозреваемую в мой РУВД и там все решим.
– В смысле?
– Я же сказал, что оформляем на тебя раскрытие.
– Так это все‑таки убийство?