Байстрюк

Чёрные, прогоревшие до углей деревянные обломки с хрустом рассыпались под ногами. Позёмка гнала хлопья пепла, смешивая их с ранним колючим снегом. Изо рта вырывались белёсые облачка пара.

Первый настоящий снег. И первые заморозки. А ведь ещё даже не сентябрь. Совсем недавно, лет пятьдесят назад, снег в Демидове выпадал не раньше октября. Но дыхание Ока Зимы всё злее и ближе. Даже по ту сторону Урала уже чувствуется.

Грач остановился в нескольких шагах от обезображенных огнём тел, выложенных пожарными в ряд на куске брезента. Сделав своё дело, пожарные поспешили отойти подальше, морщась и кашляя от отвратительного запаха горелого мяса. Грачу с его звериным нюхом было вдвойне тяжело, но он заставил себя подойти ещё ближе. Застыл, тяжело опираясь на чёрную трость с рукояткой в виде птичьей головы.

Двое мужчин и две женщины. Один из мужчин обезглавлен, из спины его торчит кавалерийская сабля. Выдернуть её пожарные не то не смогли, не то не захотели – так и уложили тело ничком, будто пришпиленного булавкой жука.

Грач прислушался к себе, пытаясь понять, какие эмоции испытывает. Всё же Лазарев был ему братом. Не в общем смысле, как все члены Стаи. Гораздо ближе. Он сам в своё время обратил его, поделился своим Даром. Говорят, это образует незримую связь, обрывать которую больно.

Но он ничего не чувствовал, кроме обычных и понятных в этой ситуации горечи, досады и злости на убийцу. А ещё – неприятно саднило под ложечкой в преддверии тяжелого разговора с начальством.

Ему неведом был страх в обычном человеческом понимании. Однако он прекрасно осознавал, под какой удар неудача Лазарева подвела и его самого, и всю Стаю. Под угрозой больше, чем его работа или жизнь. У Стаи в кои‑то веки появился шанс исправить несправедливость, тянущуюся ещё со времен Петра Великого. И сейчас эта возможность грозит сорваться.

Аспект Зверя имеет ту же природу, что и Дары других нефилимов. Однако другим Дары приносят власть, богатство, уважение, высокие чины и наследуемые дворянские титулы. Дети Зверя же с самого начала превратились в изгоев. Их называют упырями, вампирами, вурдалаками. Боятся. Ненавидят. Истребляют везде, где обнаружат.

Никто толком не знает, почему так повелось. Может, дело в личной неприязни Петра – тот, особенно под конец жизни, вообще много странностей творил. А может, других нефилимов пугает умение упырей поглощать чужую эдру, в том числе из живого носителя. Они наверняка воспринимают это как угрозу.

Впрочем, всё может быть ещё проще, и дело в банальных предрассудках. Христианская церковь тоже не жалует Детей Зверя и поддерживает дурацкие поверья про то, что упырей можно одолеть огнём, молитвой, серебром и святой водой.

Это, конечно, всё чушь собачья. Старые вожаки Стаи выживали даже после четвертования или сожжения на костре с последующим захоронением останков. Эдра в Детях Зверя задерживается надолго после смерти, и зачастую может оживить тело даже спустя много дней. Потом, чтобы полностью прийти в форму, упырю нужна лишь свежая кровь и плоть. Даже необязательно человеческая, это тоже глупые россказни.

Но Лазарев был мёртв. Мёртв безвозвратно. Значит, кто‑то забрал эдру с его тела, как и с тела князя. И это беспокоило Грача, пожалуй, даже больше, чем сам провал задания.

Неужели кто‑то из своих? Но кто осмелился бы пойти против Стаи? Убийство своего – самый тяжкий грех, прощения ему нет. Да и не выживет одиночка без помощи остальных. Может, какой‑то молодняк, неучтённый обращённый? Или вовсе первородок, получивший Дар Зверя, как в старину, где‑нибудь на востоке?

Слишком много вопросов. К тому же, с мёртвых эдру умеют собирать не только волки…

Эх, Арсен, Арсен… А ты ведь был весьма перспективным. Как же ты так оплошал?

Сама миссия у Лазарева была хоть и деликатной, но не очень‑то сложной. Князь Василевский – давно разорившийся и выживающий из ума старикан. Однако за какие‑то старые заслуги он до сих пор находился под протекцией государя. Молодой князь Орлов поручил устранить его. О причинах он перед исполнителями, понятное дело, не распространялся. Единственное, на чём настаивал – что выглядеть всё должно максимально естественно, чтобы не привлекать внимание полиции.

По поручению Грача Лазарев заранее, ещё в начале лета, приехал в Демидов и поселился по соседству с Василевским под видом врача частной практики. Прикрытие было идеальным, поскольку он и правда был практикующим врачом. Затем он нашёл подход к управляющему имением князя. Поработал и кнутом, и пряником, но убедил того в уговоренное время подмешать старику снотворное и разыграть небольшую сценку перед остальной прислугой.

Расчёт был прост – управляющий посылал за доктором, являлся Лазарев и с помощью Дара ослаблял князя настолько, чтобы тот помер своей смертью через пару дней, не приходя в сознание.

Но что‑то пошло не так. Управляющий рассказал о странном пациенте, появившемся в доме князя пару дней назад. На первый взгляд, ничего подозрительного. Василевский был сильным целителем, хотя и с несколько специфичным Даром, больше подходящим для лечения ран, нежели обычных болезней. К нему порой обращались за помощью и, собственно, на это он и жил в последние годы.

В этот раз он притащил в дом одну из жертв недавнего теракта на железной дороге. Анархисты взорвали бомбу в поезде, приехавшем из Тобольска. Князь довольно быстро поставил парня на ноги и оставил жить у себя, пока тот окончательно не поправится. И вот тут‑то начались кое‑какие странности.

На допросе управляющий показал, что старый князь накануне заперся с гостем в кабинете, и они о чём‑то долго разговаривали. А когда Лазарев пришёл, чтобы выполнить последнюю часть плана, именно гость помешал ему. Управляющий видел, как тот вошёл в спальню князя, завязалась драка, раздались выстрелы…

Вот тут‑то этот слизняк и запаниковал. Лазарева он боялся до чёртиков, и правильно делал. Решил, что тот разозлится из‑за этого нападения и выместит злость на нём. Кретин! Лазарев и так бы убрал его после смерти князя, как ненужного свидетеля. Впрочем, не меньше этого управляющий боялся и второго исхода – если князь отобьёт нападение и раскроет его предательство. Так что он решил попросту спалить дом со всеми его обитателями и сбежать. Даже баб из прислуги не пожалел.

Грач брезгливо поморщился, вспомнив, как этот червяк заикался и обливался потом, спутанно и торопливо отвечая на его вопросы. Страх, как, впрочем, и иные эмоции делают людишек ещё более жалкими. И от этих ничтожных тварей детям Стаи приходится всю жизнь прятаться? Это не просто несправедливо – это глупо и смешно. Если бы не другие нефилимы, Стая давно бы правила всем этим сбродом.

Позади раздалось деликатное покашливание. Грач давно почуял приближение незнакомца – тот пыхтел и кашлял на ходу так, что его было слышно за сотню шагов.

Впрочем, это был не незнакомец. Грач узнал его запах, хоть и изрядно заглушённый вонью обгорелых тел. Околоточный надзиратель. Кажется, Ковтунов его фамилия.

Чуть помедлив, полицейский подошёл ближе и встал рядом, брезгливо прикрывая рот и нос клетчатым платком. Грузный, усатый, похожий на моржа мужик в расстёгнутой шерстяной шинели поверх полицейского мундира. Несмотря на морозец, он обильно вспотел – пряди взмокших волос выбились из‑под фуражки и прилипли ко лбу.

– Посторонним сюда нельзя, ваше благородие, – окинув Грача насторожённо‑неприязненным взглядом, предупредил он.