Безвозвратность

По платформе торопливо, держась за руки, пробежала пара – долговязый шатен лет двадцати с растрёпанной причёской и девушка лет восемнадцати, с красными и розовыми прядями в белокуром каре до плеч. Они запрыгнули в поезд так, будто опаздывали на него, хотя до отправления всё ещё остаётся больше десяти минут. Эта парочка не привлекла бы моего внимания, если бы вскоре за моей спиной не распространились признаки беспокойства. Обернувшись, я увидела, как проводница, глядя на протянутые ей билеты, отрицательно машет головой, и как в ответ на это парень пытается ей то ли что‑то доказать, то ли что‑то объяснить. Мой взгляд бесцельно скользнул по вагону бизнес‑класса, в ближайшем окне которого показалась седая голова одного из состоятельных пассажиров. Интересно, благодаря каким заслугам этот человек может позволить себе бизнес‑класс?

Я родилась и выросла в бедности, граничащей с нищетой, потому даже удивительно, что я не заметила, в какой именно момент ко мне пришёл достаток и с какого момента я стала считать себя не просто материально обеспеченной, но богатой. На протяжении последнего полугодия на мой счёт в конце каждого месяца поступало от ста пятидесяти до двухсот тысяч долларов, и тем не менее, я так и не научилась позволять себе роскошь вроде путешествий бизнес‑классом, драгоценных безделушек или посещений мишленовских ресторанов. Основная статья моих расходов: вложение в собственный бизнес и безвозмездные пожертвования в пользу нуждающихся. Да, у меня есть несколько дорогостоящих деловых костюмов, но ни один из них не стоит больше полутора тысяч долларов, а плащ на мне и вовсе не моё личное приобретение – подарок вдохновлённого моей походкой модельера. Долгая история с этим плащом.

Тинейджеров всё‑таки пропустили в поезд. Встретившись взглядом с проводницей, которая откровенно наблюдает за мной странным взглядом, словно видит во мне что‑то из того, чего недостаёт ей самой – уверенность в себе? свобода? дерзость? – я ещё раз посмотрела на блестящий от полировки надземный поезд супер‑класса и произвела ещё одну глубокую затяжку дымом. Надземная железная дорога через всю Европу была открыта пять лет назад, но здесь, в Лиссабоне, станция функционирует только первый год. По меркам ещё прошлого десятилетия, надземные поезда супер‑класса развивают фантастическую скорость, поэтому они такие малогабаритные: всего один багажный вагон, один вагон среднего класса, один вагон бизнес‑класса и кабина машиниста – вот и все габариты. От Лиссабона до Праги в прежние времена мне пришлось бы добираться более суток поездом, а сейчас – всего‑то три часа пути. Впрочем, удовольствие такой телепортации отнюдь не из дешевых: две тысячи баксов только за один билет среднего класса – место в бизнес‑классе стоит в три раза дороже. Три часа комфорта за две тысячи баксов или три часа роскоши за шесть тысяч баксов? По‑моему, ответ очевиден. Тем более с учётом того, что билеты на самолёты в наши времена на вес золота.

На дворе две тысячи сорок пятый год. Почти середина двадцать первого века и ровно середина десятилетия, в котором проблема уровня загрязнения воздуха стоит выше проблемы резко возросшей в тридцатых годах рождаемости, но наравне с проблемой защиты пресной воды. Ситуация в мире, мягко говоря, на грани катастрофы. На Земле осталось не так уж много городов, в которых можно выходить на улицу без кислородных масок. Лиссабон – один из таких городов, чем обязан своей буйной растительности и непосредственной близости к океану. На перрон Праги без кислородной маски невозможно будет ступить: маску мне придется покупать у проводника по стоимости в пять раз превышающей стандарт – переплата за путешественническую забывчивость.

Я основательница компании “Honesty”, уникальность которой заключается в том, что она, то есть я, едва ли не единственная в мире всерьёз сосредоточена на решении вопроса доступности чистого воздуха и дешевого кислорода для малоимущих людей. Пять часов назад мою компанию – детище, которое я создавала с нуля на протяжении целых семи лет своей жизни, – поглотила корпорация “Royal Coming”, откровенно не заинтересованная в помощи нуждающимся, то есть не заинтересованная краеугольным камнем всей политики моей компании, камнем, который я изваяла собственными руками. Я бы ни за что не позволила кому бы то ни было поглотить “Honesty” – желающим было бы проще пристрелить меня в упор. Собственно, именно поэтому – потому что слава о моём характере бежит впереди меня, – совет директоров решил всё у меня за спиной. Что тут скажешь… В моей новой, гораздо более лучшей уже только своей продуманностью компании, которую я создам раньше, чем “Royal Coming” успеет отпраздновать свою псевдопобеду, не будет никакого совета директоров – только подчинённые и подопечные под моим твёрдым руководством. Все они ещё сами придут ко мне, и тогда посмотрим, что я им всем отвечу. Впрочем, ушла я красиво: весь состав продажного совета директоров, а заодно и представители нового руководства, лицезрели мой средний палец. Держу пари, они были весьма удивлены тому, что я не прогнулась, не продалась и не уступила. Они хотели перевести на мой счёт полтора миллиона долларов – я доходчиво объяснила всем и сразу, куда им стоит засунуть свои доллары вместе с центами. На том и порешили. Казалось бы. Но вот полчаса назад мне приходит уведомление от банка, я захожу в личный кабинет своего онлайн‑счёта и вижу поступление средств на один миллион и семьсот тысяч долларов. Единственное, что почти сумело вызвать у меня интерес – ранее не озвученные советом грёбаных директоров двести тысяч: добавили за вредность, что ли? Смешно. Очень смешно. Потому что получается, что последние полчаса я – миллионерша, вышедшая из трущоб, которую вовсе не интересуют миллионы, миллиарды и прочие цифры. Ощущения, конечно, смешанные, но на данный момент злость и смех – превалирующие реакции.

Я смотрю на свои дешёвые, с потёртым ремешком часы. До отправления поезда ещё пять минут, значит, можно ещё пару минут покурить. Но вот я отрываю взгляд от часов и вижу, как на меня идёт “очень” беременная женщина: одной рукой она тащит за собой огромный чемодан на колёсах, во второй несёт кошачью переноску. От этой картины я непроизвольно, пропуская будущую мать мимо себя в поезд, выпускаю последнюю струйку дыма в противоположную сторону. Никогда не заведу себе детей. Даже если на моём пути каким‑то чудом материализуется невероятный мужчина, благодаря которому я с дуру смогу ощутить безумное желание размножиться. Слишком плохие прогнозы для будущего этой планеты, чтобы всерьёз думать о продолжении рода. Да и у меня слишком много дел, и, соответственно, практически отсутствует свободное время, чтобы отвлекаться на отношения с мужчиной, да ещё и всерьёз…

Неожиданно и подозрительно резко запахло грозой: будто совсем рядом ударило мощным разрядом тока. Хм… Что это?..

Приятный голос диспетчера дежурным тоном на весь перрон объявляет об отправке скоростного поезда супер‑класса “Лиссабон‑Прага”. Решив не дожидаться последней секунды перед стартом, я подхожу к мусорному баку, предусмотрительно оборудованному пепельницей, и избавляюсь от остатка недокуренной сигареты.

Пройдя мимо невесело улыбнувшейся мне проводницы – на что я отреагировала едва уловимым поджатием губ, – я захожу в вагон среднего класса и по профессиональной привычке оцениваю обстановку: из десяти посадочных мест, расположенных справа, занято только два – я и мальчишка, путешествующий в компании отца и сестры; слева рассадка погуще – очень молодой парень с копной чёрных кудрей и квадратными очками в чёрной оправе занял одно место второго ряда, у прохода; за ним отец с малолетней дочкой; дальше, как раз по соседству со мной, беременная женщина с кошачьей переноской, которой она пожертвовала место у окна; сразу за беременной, на последнем ряду, влюблённая парочка тинейджеров. На случай, если кто‑то из них вдруг окажется беспокойным соседом – в бездонных карманах моего плаща болтаются новые шумоподавляющие наушники. Может, стоит попробовать подремать ближайшие три часа? Или после старта заказать порцию чистого виски?..