LIB.SU: ЭЛЕКТРОННАЯ БИБЛИОТЕКА

Цеховик. Книга 13. Тени грядущего

– Я сплю…

– Наташка!

– Ну чего, Егор?

– А тебе завидно?

– Чего? – недоумённо спрашивает она. – Ты о чём, вообще?

– Я спрашиваю, завидуешь, Лариске?

– Балда, – хмыкает она и замолкает, а потом добавляет. – Может, и завидую. Но ты женись сначала, а то почти год меня мурыжишь, жених.

– Женюсь, – усмехаюсь я. – Скоро уже. Через две недели…

 

На работу я прихожу чуть раньше. Спать охота неимоверно. Даже три чашки кофе выпитые в течение часа не могут меня взбодрить, хотя бы капельку. Я сижу с закрытыми глазами. Заходит Новицкая. Я приподнимаю веки и тут же снова зажмуриваюсь.

– Ты чего, как сомнамбула? – хмуро спрашивает она.

– Всю ночь не спал, под утро только домой пришёл.

– Веселился где‑то?

– Нет, – качаю я головой. –…

– Нет, – зло повторяет Ирина. – Знаешь басню Крылова? Ты всё пела? Это дело. Так пойди же попляши!

– Не развлекался! – отрезаю я, понимая, к чему она клонит. – Занимался исключительно делами.

– Ну, иди, раз так, – сердито отвечает она. – Объясни это Пастухову.

– Так я уже всё ведь ему объяснил.

– Значит, не всё. Снова объясни. Я не шучу, он тебя реально вызывает.

– Кто? – не сразу соображаю я. – Пастухов что ли?

– Ну, а кто ещё? Иди, и лучше его сегодня не зли. Я только что от него пришла.

 

– А вот и он, – саркастически замечает Пастухов, когда я вхожу в его кабинет. – Вы только посмотрите!

– Здравствуйте, Борис Николаевич – отзываюсь я.

– Здравствуйте‑здравствуйте, товарищ Брагин, – говорит Пастухов. – Ну, что вам сказать? По‑моему, злоупотребляете вы терпением нашим.

Я пытаюсь понять, к чему он клонит.

– Кажется, пора вас с должности убирать. Не тянете вы, товарищ Брагин. Не тянете.

Что за хрень! Это я не тяну?!!!

– Да с чего бы это? – не могу я сдержаться.

– Да с того! – резко отвечает он. – Увольнять вас будем. Вместе с Новицкой! Оперативно и быстро!

 

6. Ку‑ку, мой мальчик

 

 

Увольнять? Серьёзно? Что ещё за новости? Какое такое увольнение?

– Я вас не понимаю Борис Николаевич, – спокойно отвечаю я. – Вы не могли бы мне объяснить что я такого сделал или, наоборот, не сделал, что вы так рассердились?

– Самое главное, что ты сделал, опорочил честь комсомольца. На втором месте стоит непростительно медленное выполнение плана. Нам поручили наиболее ответственный участок работы, а у нас никаких внятных успехов до сих пор нет. Третье. И это просто ни в какие ворота! Комсомолец, работник аппарата ЦК не просто играет в карты на деньги, но ещё и сам содержит притон! Как такое вообще можно представить? Это какой цинизм нужно… Но это уже пусть соответствующие органы разбираются. Меня это уже не касается.

– Да вы что, Борис Николаевич, я там исключительно, как агент этих самых органов и состою. Как Штирлиц. Могу вам встречу с зампреда КГБ устроить… Да что там, могу и с председателем. Или с замминистра внутренних дел.

– Как агент? – переспрашивает Пастухов. – Ну, я не возражаю. Раз уж ты агент, тогда продолжай работать. Агентом. Но не в комсомоле. Всё, Брагин, разговор окончен. Да и о чём нам говорить? Работа завалена. Ты же агент, тебе некогда о патриотизме думать, надо шпионов ловить, или кого ты там ловишь. И это ещё не всё. Есть и четвёртая причина. Целых четыре причины! Как тебе такое? Четыре!!!

Он показывает мне четыре пальца, чтобы я сам увидел, как много существует резонов меня уволить. Увидел и ужаснулся.

– Четвёртая причина заключается в том, что я не желаю слышать вопли со стороны членов полит… – он спотыкается и многозначительно показывает пальцем в потолок. – Так и быть, пиши заявление по собственному и можешь без отработки, прямо с понедельника уже не выходить.

– А Новицкая здесь причём?

– Новицкая? Так от неё тоже толку мало. Работа медленно очень идёт. И вместо того, чтобы требовать от подчинённых самоотдачи, она им всячески потакает. Но это и понятно, учитывая, что будучи ещё первым секретарём горкома… крутила роман с несовершеннолетним. Да, Брагин? Не думал, наверное, что эти дела всплывут когда‑нибудь? Ну, теперь зато будешь знать, что ни одна бумажка в нашем мире не исчезает. А однажды подшитая бумажка, живёт в веках. И у меня этих бумажек много.

– Стыдно, Борис Николаевич, сплетни распространять, тем более такие, низкого пошиба. Сплетни и голословные обвинения. И я не буду заявление писать. И она не будет. Увольняйте, если есть за что.

– Напишет, – беспечно кивает Пастухов и стучит пальцем по картонной папочке. – И ты напишешь. А если не напишете, значит будем подключать коллектив, рассматривать персональные дела, разбираться с товарищами, исключать из комсомола. У тебя, кстати, уже два выговора имеется, так мы ещё подкинем. Будешь злостным…

– Каких это два? – перебиваю я. – Один, и тот по надуманным причинам. Так я на вас в суд подам. И выиграю, без сомнения.

– Подавай‑подавай. Ты же агент, тебе и карты в руки. Агент, понимаешь ли, 007… Джеймс Бонд, выискался.

– Ладно, – киваю я после небольшой паузы, как следует наглядевшись на папку по которой похлопывает Пастухов. – Хорошо, напишу заявление по собственному. Если не передумаете.

– Ха, – усмехается он.

– Но две недели отработаю. А Новицкая останется на своём месте.

Посмотрим, что можно сделать. В конце концов, можно и к главному управлению вернуться если Пастухов жёстко закусит. Выведем структуру из его ведомства и отдадим воякам. А может, Чурбанова подключим или даже самого дорогого Леонид Ильича…

– По Новицкой ещё подумаю, – кивает он.

TOC