Цеховик. Книга 14. Воин света
– Да‑да, обязательно! – соглашаются они. – И вообще, мы хотим сказать, что будем очень рады видеть вас у себя в гостях, в Минске. Обязательно приезжайте.
– Спасибо, – киваю я, – думаю выберемся как‑нибудь. А ты, Наталья, думаю сегодня сказала далеко не всё, что нам хотелось бы услышать.
Кроме нас, никто, кажется, не понимает, что именно я имею в виду и не обращают на эти слова внимания. Действительно, почему не предупредила? Историю бы это не изменило, а мы не рисковали бы своими жизнями…
Придётся, действительно, как‑нибудь завалиться в Минск и потребовать ответы на кое‑какие возникшие вопросы, а то ишь ты, Масленица…
Толик выделяет машину, и Мурашкины убывают. А после фейерверка, очень красивого, конечно, но не сравнимого с тем, к чему привыкли мы, жители следующего тысячелетия, мы с Наташкой тоже уезжаем.
– Ох, как я устала! – выдыхает моя жена, как была падая на кровать.
– Ты что, как устала? – хмурюсь я. – Нам ещё всю ночь не спать!
– Что?! – восклицает она. – Прямо всю ночь? Я думала, ты после акробатических этюдов в воздухе пошевелиться не сможешь, а ты…
– Не знаю, о чём ты говоришь, – ухмыляюсь я, – но я имею в виду подарки. Ты видишь, сколько у нас подарков? Их же разобрать надо, посчитать. Так что до утра не управимся.
Она смеётся и хлопает по кровати рядом с собой.
– Иди сюда, муж, полежи рядом со своей жёнушкой. Надеюсь, больше нас сегодня уже никто не побеспокоит.
– Нет, это уже точно. Вокруг нас три периметра охраны. Мышь не проскочит, клопик не проползёт.
– Кто?! Клопик?!
– Не бойся ты, говорю же, не проползёт. Ты вон в воздухе бандита обезвредила, а маленького клопика…
Я не успеваю договорить, потому что в этот момент раздаётся стук в дверь. Мы молча, как по команде поворачиваем головы друг к другу.
– Егор, Наташа, откройте! Я знаю, вы там просто валяетесь. Мне сказать надо. Это я, Наталья Николаевна…
Клопик, может, и не проскочит, а вот Мурашка – запросто…
2. Безобразие сплошное…
Наташка выглядит недоумённо. Что это за Наталья Николаевна? Да ещё и с детским голосом…
– Это Мурашкина, – говорю я. – Та, что с родителями. Из Минска.
– А‑а‑а, – удивлённо тянет она. – А что она хочет так поздно?
– Я не знаю, – пожимаю я плечами. – Сейчас выясним.
Поднимаюсь с кровати и подхожу к двери.
– Заходи, Наталья Николаевна. Родители тебя не потеряют?
– Не, они пошли в бар догоняться. Думают, что я сплю. Устала, вымоталась за день, а теперь вот сплю без задних ног.
Наташка смотрит на маленькую Наташку с нескрываемым интересом.
– Ну, давай, проходи, – усмехаюсь я, – чувствуй себя как дома.
– А ты разве не вымоталась и не устала за день? – интересуется моя законная супруга у юной гостьи.
– Устала, конечно. Я ведь ребёнок, растущий организм и всё такое. Так что да, вымоталась, но не настолько, чтобы быть не в состоянии подняться с постели и прийти в ваш номер‑люкс.
Она обходит наши хоромы, с интересом всё осматривая.
– Классный балкон, я выйду, посмотрю?
– Ну, давай, – киваю я.
– О! – несётся восторженное восклицание. – Чудесно! Вид на море. А какой воздух! Какая ночь! Идите сюда. Успеете ещё намиловаться.
– Тебе точно восемь лет? – подозрительно спрашивает Наташка, когда мы выходим на террасу.
Ночь действительно прекрасна. Опьяняющий тёплый ветерок, напоен запахами моря и трав. Шорох птиц, мириады звёзд и яркая луна приводят мысли в лёгкое смятение, а разлитые в воздухе нега, упоение, счастье и томление заставляют сладко сжиматься сердце. Не проваливаться в бездну, как от крика «невесту украли», не вырываться из груди, как если бы ты сорвался с крыла самолёта, а тихо млеть и постанывать от наконец‑то накатившего безмерного счастья.
– Нет, я вообще‑то старушка в теле ребёнка, – смеётся Мурашкина. – Смотрите, какая лунная дорожка, вон там, в далеке!
– Ладно, – говорю я, пойдёмте внутрь, чтобы не кричать на всю округу.
Мы заходим в комнату. Я достаю из холодильника бутылку шампанского и снимаю фольгу.
– Будешь?
– Ты чего, Егор, – шикает на меня жена. – Она же совсем маленькая.
– Ну, вроде не совсем, – усмехаюсь я. – Маленькая, ты чего нас не предупредила заранее?
– Я бы с удовольствием, – грустно вздыхает Мурашка. – Но физический возраст со счетов сбрасывать не следует. Так что пейте сами, а я со стороны полюбуюсь. А икорка есть? Как мы любили, а?
– Рыбкина сдвигает брови и бросает недоумённые взгляды то на меня, то на нашу гостью.
– А как бы я предупредила? – пожимает Мурашкина плечиками.
– Скажи, что возможности не было, да?
– Возможность я бы нашла, но просто… Просто на моей памяти не было ничего такого. Никакого похищения, никакой погони и счастливого спасения. Ну, то есть всё было абсолютно ровно и спокойно.
Здрасте… Как это…
– Может… – хмурюсь я, – ты просто запамятовала? Годков‑то тебе вона скока.
– Брагин, ну ты не смеши мои седины! Разве женщина может забыть день своей свадьбы? Даже если у неё их было несколько и то…
– Так! – восклицаю я. – Что значит несколько?
– А‑а‑а, – с нотками триумфа отвечает она. – Заволновался? Не бойся, это я так для примера, можно сказать, добавила. Для эффекта.
– Хороший эффект, нечего сказать, – киваю я. – Сознавайся, сколько у тебя свадеб было?!
– Да ну тебя, тебе всё хиханьки да хаханьки, а ведь это же просто пипец!
– Так! – не выдерживает моя Наташка. – Говорите, что здесь происходит!
– Покажи ей, – киваю я Мурашке.
– Смотри, – кивает та, и показывает локоток с маленьким шрамиком, похожим на птичку.
Наташка обхватывает детскую ручонку и внимательно изучает.