Цербер. Найди убийцу, пусть душа твоя успокоится
– Константин Борисыч. Vous connaissez tant de poèmes… pourriez‑vous m’en écrire un dans l’album[1]?
– С превеликим удовольствием, – с готовностью ответил капитан. – Где перо‑с?
– Идёмте, идёмте…
Каролина вошла в просторный дверной проём, за которым открылась следующая освещённая тяжёлой бронзовой люстрой комната.
С генералом Бенкендорфом беседовала графиня Зубова. От прежней красоты, по меткому выражению княгини Мусатовой, у графини осталось только платье. Но лицо её всё ещё отражало натуру светской львицы, чьё участие в жизни общества простирается дальше её особняка. Страсть к интригам, распространение слухов или участие в судьбе какого‑нибудь прапорщика, которого срочно надо вернуть из Оренбурга в объятия возлюбленной… Таких в свете называли путаниками.
Графиня Зубова и Бенкендорф расположились на диване. Генерал слушал, терпеливо склонив голову.
– В салонах что ни разговор, то про следствие над заговорщиками, – графиня обмахивалась веером с такой энергией, будто хотела отогнать от себя не только духоту, но и гостей. – Секретность… Тайна… Газеты молчат… А все всё знают.
Бенкендорф улыбнулся.
– Я вот ничего не знаю, – сказал он.
Помолчав, с лёгким нажимом добавил:
– Государю не угодно, чтобы в салонах беседовали о подобных делах.
Графиня Зубова смутилась и понимающе кивнула. Это смущение в людях нравилось Бенкендорфу больше всего. Их желание соответствовать неписаным правилам было наивно и невыполнимо. Но до чего приятно было создавать и менять эти правила по сто раз на дню! Одним лишь словом, намёком можно было обрести над собеседником незримую власть, как глину мять его мысли и чувства.
Каролина шагнула в комнату и с давно усвоенной улыбкой оказалась перед графиней. В каждом салоне были свои улыбки:
– Ах… Аh… Elizabeth Vassilievna… C’est une soirée merveilleuse[2]…
Графиня Зубова улыбнулась в ответ.
– Et je suis ravie de vous voir, ma chère. Est‑ce que le comte Witt sera des nôtres[3]?
Это был лёгкий намёк на истинное положение Каролины в обществе.
– Malheureusement, il n'a pas pu venir, – живо ответила Каролина. – Affaires d’Etat. Mais il regrette de ne pas être parmi nous aujourd’hui pour s’enquérir de votre santé[4].
Ответная колкость удалась. Графиня Зубова никак не могла убрать с лица застывшую улыбку. В разговоре с Каролиной ей никогда не удавалось взять нужный тон. Слишком энергична и непосредственна была её собеседница.
Бенкендорф встал, поцеловал Каролине руку.
– Позвольте, я на минуту украду у вас генерала, – сказала Зубовой Каролина и, не дожидаясь ответа, пошла из залы.
– Прошу простить, – улыбнулся графине Бенкендорф.
Графиня проводила их настороженным взглядом и облегчённо вздохнула.
Каролина отворила дверь графской библиотеки. Здесь царил тихий полумрак, пахнущий лаком, пергаментом, деревом и старой телячьей кожей. Библиотека всегда была свободна от гостей.
Бенкендорф притворил дверь. Каролина замерла у окна. Она встала так нарочно, чтобы тень скрывала её лицо. Шаль как бы невзначай сползла, оголив плечо. Подойдя, генерал поцеловал ей руку.
– J’ai repensé à vous l’autre jour[5], – сказал он.
– Et bien! A propos du passé…[6] – Каролина протянула Бенкендорфу небольшую стопку писем, перевязанную красной шёлковой лентой. – Вот. Возвращаю письма ваши.
Разглядывая стопку писем, Бенкендорф мягко заметил:
– Делать это было вовсе не обязательно. Хотя решение ваше мне приятно.
– Чему же вы улыбаетесь, Александр Христофорович? – спросила Каролина.
Бенкендорф погрозил ей пачкой:
– Здесь и половины не наберётся.
Каролина улыбнулась его словам, как редкому комплименту.
– Наслышана, Александр Христофорович, что вы уже не такой сердцеед, – сказала она.
– Мне ли быть сердцеедом, Каролина Адамовна, при красавице жене и дочках?
– Скромник. А я помню мадемуазель Жорж, которую вы похитили из объятий Наполеона.
– Вы меня нарочно искали? – перебил Бенкендорф.
Он не любил долгих разговоров с прежними любовницами. Да и откровенничать в присутствии Каролины было опасно. Эта женщина с лёгкостью впитывала всё дурное, как сухая земля дождь.
– Мне нужно спешно передать письмо государю.
Бенкендорф удивлённо поднял бровь:
– Письмо к государю… В вашем положении…
– Это очень важное письмо, – Каролина ждала согласия. – Ну же, генерал. Вам это ничего не будет стоить.
– А вам?
Бенкендорф приблизил к ней лицо.
– Всего один поцелуй, и репутация семьянина не пострадает.
Ему было всё равно – целовать Каролину или не целовать. Но всё как‑то выходило само собой.
Бенкендорф поцеловал Каролину в плечо:
– Я буду вынужден прочесть ваше письмо.
– Непременно прочтите.
[1] Вы столько стихов знаете… Не могли бы и мне в альбом что‑нибудь написать? (фр.)
[2] Елизавета Васильевна… У вас замечательный вечер… (фр.)
[3] И я рада видеть вас, дорогая. А что, граф Витт будет сегодня? (фр.)
[4] К сожалению, он не смог… Государственные дела. Но он сожалеет, что не сможет сегодня встретиться с вами и узнать о здравии вашем (фр.).
[5] А я вспоминал о вас на днях (фр.).
[6] Кстати, о воспоминаниях… (фр.)
