Черные кувшинки
– Да, братец, тебя точно не проведешь! Не надейся, секрет фокуса я тебе не раскрою, но в главном ты, безусловно, прав. Красавицей учительницей я займусь сам. Привилегия начальства! Кстати, не зацикливайся на цифрах на обороте, Сильвио. Я уверен, что после того, как мы установим имена четырех женщин, эти цифры сами заговорят. – Ну что, за работу? Давай забирай свои.
– За работу. Хотя нет, подождите, патрон. Чуть не забыл. Я тоже приготовил вам подарочек. Вы меня, конечно, гоняете по делу и без дела, но я не злопамятный.
Не дав Серенаку возможность ответить, Бенавидиш выскочил из кабинета и через пару минут вернулся с белым бумажным пакетом в руках.
– Вот. Можно сказать, с пылу с жару…
Из опрокинутого на стол пакета высыпалось два десятка небольших шоколадных кексов.
– Я их жене пеку, – объяснил Сильвио. – Она их обожает. Но в последние недели две ничего в рот взять не может. Даже с домашним заварным кремом моего приготовления.
Серенак рухнул в кресло.
– Сильвио, ты мне как мамочка! Я должен тебе признаться. Я выпросил назначение в ваш глухой северный край с единственной целью заполучить тебя в замы!
– Да ладно вам. Не преувеличивайте.
– Хочешь сказать, я недостаточно горячо выражаю свою благодарность? – Он посмотрел Бенавидишу в глаза и спросил уже другим, серьезным тоном: – Когда ждете малыша?
– Да скоро уже. По идее, роды должны быть через пять дней. А там кто его знает…
Серенак положил в рот первый кекс.
– Мама дорогая! Божественно! Твоя жена совершает большую ошибку.
Сильвио Бенавидиш наклонился к папке, прислоненной к спинке стула. Когда он выпрямился, его начальник был уже на ногах.
– А если еще с кофе!.. Пойду быстренько спущусь, – сказал Серенак. – Тебе принести?
Скрученная в рулон распечатка, которую Сильвио держал в руках, развернулась, едва не коснувшись нижним краем пола.
– Э‑э… Нет, спасибо.
– Уверен?
– Э‑э… Ну ладно. Только мне чай. Без сахара.
Спустя несколько минут инспектор Серенак вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками в руках. Шоколадные крошки со стола исчезли. Серенак вздохнул, словно давая помощнику понять, что он тоже имеет право на короткий отдых. Но не успел он сесть, как Бенавидиш приступил к докладу.
– Так вот, патрон, на данный момент установлено следующее. Из отчета судмедэкспертизы ясно, что Морваль скончался от ранения холодным оружием. Смерть наступила в течение минуты. Уже затем Морвалю раздробили камнем череп и опустили его голову под воду. Именно в таком порядке.
Серенак окунул кекс в кофе и с улыбкой произнес:
– Учитывая репутацию окулиста – если она тоже подтвердится, – в деле могут быть замешаны сразу три ревнивца. Ассоциация рогоносцев. Отсюда ритуальный характер преступления. Помнишь «Убийство в Восточном экспрессе»? Вот и у нас тут нечто похожее.
Бенавидиш изумленно уставился на него.
– Да шучу я, Сильвио, шучу!
Серенак окунул в кофе очередной кекс.
– Ладно, давай серьезно. Лично я вижу в этом деле кое‑какие странности. Одно с другим не стыкуется…
Взгляд Сильвио оживился.
– Совершенно с вами согласен, патрон. – Чуть поколебавшись, он добавил: – Вообще‑то я хотел показать вам кое‑что еще. Мне кажется, вы будете сильно удивлены.
15
Фанетта не шла, а бежала – она всегда возвращалась из школы бегом. По улочкам Живерни она пробиралась с оглядкой, чтобы не наткнуться на Винсента, Камиля или Мэри. Для нее это не представляло особой трудности, все деревенские тропки она знала наизусть. Поль настаивал, что должен ее проводить, – нечего, повторял он, ходить одной, когда в окрестностях бродит преступник, – но она не поддалась на уговоры. И ни о чем не проболталась.
Это мой секрет!
Ну вот, она почти у цели. Перебежала через мостик, миновала мостки. Показалась двурогая мельница с высокой башней, всегда наводившей на нее страх.
Честное слово, Поль, завтра я все тебе расскажу. Расскажу, с кем я встречаюсь каждый день уже целую неделю. Завтра.
Или послезавтра.
Фанетта выскочила на дорогу, ведущую в поля.
Джеймс ждал ее.
Он стоял чуть поодаль, посреди пшеничного поля. Колосья доходили ему до колен. Рядом стояли четыре мольберта. Фанетта перешла с бега на шаг.
– Вот и я!
Джеймс улыбнулся в седую бороду и обнял Фанетту.
– Ну наконец‑то, негодница! А ну, быстро за работу! Солнце ждать не будет. И чего они вас столько времени в этой школе держат?
Фанетта устроилась за одним из мольбертов – самым низким, ей по росту. В лакированном ящике лежали тюбики краски и кисти.
О старом художнике, с которым Фанетта познакомилась неделю назад, она знала немного: он американец, зовут его Джеймс, он почти каждый день приходит сюда писать. Джеймс сказал ей, что она – самая способная девочка из всех, кого он когда‑либо встречал, а повидал он их немало, потому что у себя в Америке преподавал живопись. Еще он говорил ей, что она слишком много болтает и, хоть у нее и талант, ей надо учиться сосредоточенности. По примеру Моне. Главное – это наблюдательность и воображение. У Джеймса на этот счет прямо пунктик. Наблюдательность и воображение. Еще надо писать быстро – для того он и носил с собой четыре мольберта, чтобы успеть уловить движение солнечного луча, шевеление тени, изменение цвета. Моне, по его словам, ходил на натуру с шестью мольбертами. Таскать их он нанимал местных ребятишек.
Вот уж фигушки, думала про себя Фанетта. Если Джеймс рассчитывает, что она будет носить за ним мольберт, то здорово ошибается. Она сразу догадалась, что он ей заливает, но сделала вид, будто всему верит. Джеймс – симпатичный старикан, если бы еще не изображал из себя Клода Моне.
