Чертово 2: Мертвое городище

Гриша обернулся, его лицо исказилось от мысли, что внизу бродит человек, вероятно, причастный к странному ритуалу со свечками. Возможно, он знает об этом месте больше, в частности, и о произошедших здесь год назад преступлениях.

– Ты чего? – поинтересовался Вадим.

– Или мне показалось, или внизу кто‑то есть! – встревожился Гриша.

– Ты уверен?

Гриша трусливо оглянулся. Ветер обдал прохладой его вспотевший лоб и щеки. Мужчина засунул руку в карман брюк, а затем вытащил ее и выставил перед собой. Между большим и указательным пальцами была зажата старинная монета. Гриша тихим, слегка блеющим голосом произнес: – Как обычно, если орел, то я пойду вниз, если решка – ты!

– И сюда дедовскую монету притащил, – улыбнулся Вадим.

– Это фамильная ценность, и она, между прочим, не раз меня выручала. Так что, бросаю?

– Бросай, – Вадим сверкнул золотым зубом. – Ты же без этого работать не сможешь!

Гриша подкинул монету, а спустя секунду поймал и прихлопнул ее на ладони. Затем осторожно убрал руку и посмотрел на Вадима. Тот без толики сомнения проверил наличие в кобуре пистолета, а затем направился к спуску. Дойдя до края, Вадим обернулся к Грише и спросил:

– А ты чем займешься?

– Не переживай, – ответил Гриша. – Попусту сидеть не буду. Ты проверь лес в той стороне и возвращайся! Возможно, мне действительно показалось.

Вадим кивнул и спустился по тропинке в лесную гущу. Отводя в сторону когтистые ветви, он углублялся в серость, опекаемую вечностью деревьев и кустов, молодых на первый взгляд, но миновавших пору, сравнимую с эпохой. Мужчина то и дело оборачивался, чтобы не упустить яркую звезду просвета. За ней оставались городище и Гриша, сидевший на вершине остова отжившей древности. Вадим не сомневался, что прошел каких‑то пару сотен метров. Положив руку на кобуру, он стучал подушечками пальцев по ее лощеной коже и выглядел до наивности спокойным, однако его сердце едва не обжигало лавой трепета, когда в умиротворяющей тиши трещало дерево или сойка разрывалась буйным воплем.

Мужчина обошел громоздкий дуб, что горбатым исполином изрезал почву своими фундаментальными корнями, как жилами. В паутине пасмурного леса Вадим петлял, теряясь в собственных следах, бродил до иссушения в горле. Обернувшись, звезды былого света он не обнаружил. Это встревожило Вадима. Он сжато выдохнул и тревожно огляделся, но разражаться криком не спешил. Застыл на месте, чтобы набраться воли и в здравомыслии найти тропу, ведущую обратно. Повернувшись, Вадим отыскал взглядом просвет между деревьями и пошел точно на него, плюя на почву, что вскоре оставалась грязью на ботинках; двигался на свет, струившийся, манивший. За явственной кулисой древесной глухоты он надеялся поймать глоток спасения от удручающей дремучести.

Пройдя небольшое расстояние и ухватившись за тонкий луч надежды выбраться из лесного лабиринта, он вдруг почувствовал жжение в желудке. Голова закружилась, а перед глазами образовалась пелена. Вадим, рассыпав силы, упал на колени и взвыл от боли, скрутившей организм, прежде ни разу не страдавший от подобного недуга. Однако то было лишь начало. В теле разыгрался жар, через который пробивалась неимоверная пульсация во рту. Острый, словно лед из глубины вселенной, холод сковал десну в том месте, где сидел золотой зуб. Вадим не мог извлечь из себя и малейшего звука. Он схватился за щеку, но боялся пошевелить ртом. Чудовищная боль с каждой секундой усиливалась, подавляя желание жить. Трясущейся в дикой судороге рукой Вадим открыл, чуть ли не сорвав с ремня, кобуру, и вынул из нее тяжелое оружие. Затем, не раздумывая, ударил рукоятью пистолета себя по лицу. Пронзительный ор вырвался из его рта. Зуб продолжал ныть. Тогда Вадим снова размахнулся и ударил себя, после чего отложил пистолет. Рот залился привкусом железа, а по подбородку потекли струи теплой крови. Золотая коронка выпала на траву. Мужчина взревел в неудержимой тряске, глядя на зуб, что медленно, словно в зыбучих песках, проваливался в землю, от которой змейками тянулся жгучий пар.

Уши резало земляное шипение в кромешной тишине. Вадим, окрученный спазмом, пытался вернуть себе утраченный зуб. Забыв о прежней боли, он выскабливал дрожащими пальцами грязь, пыхтел и выл, но старательно стремился за коронкой, скрывшейся в земельной черноте, не отпуская веру, вгрызался в землю руками. Мужчину больше не одолевали болезненные муки, но его тело все еще дрожало, как в ознобе. Вадим уставился несчастным взглядом в земляную лунку и не понимал, как поступать и что произошло. Он истекал кровью, был обескуражен, подавлен и запуган жуткими фантазиями.

В лихорадке Вадим снова сунул руку в лунку и решил прорваться к зубу, но в ту же секунду за сухой землей ощутил копошение. «Червь», – подумал он и сунул пальцы глубже. В тот миг их что‑то яростно стянуло. Вадим склонился и завыл от безысходности, которую терпел за провальными попытками вырвать пальцы из чудовищной ловушки. Он снова дернул руку и увидел в земляной крупе дубового окраса багрянец пульсирующих жил. Земля вокруг вдруг взрыхлилась, а зеленая трава забилась саблями. Вадим вскричал, моля о помощи, но его слова мгновенно поглотило бурление, что доносилось от земли, разломившейся подобно скорлупе. Трупный запах вырвался на волю, гной сочился из эфемерной преисподней. Вадим бился, чтобы вырваться из крепкого захвата корней необыкновенного растения.

Лицо мужчины взмокло, он был на грани срыва от неимоверного испуга. В стремлении расслабить руку, чтобы высвободить пальцы, Вадим ощущал неприятную вибрацию растения неземного рода, как показалось бы любому человеку. Издав громкий крик, мужчина посмотрел на пистолет, но тот лежал слишком далеко. Бешеный вопль Вадима разбил бурлящую атмосферу, а за криком прозвучал резкий, щекочущий ужасом хруст. Бедняга испытывал режущую боль, словно по его пальцам водили тупым отработанным напильником. Эта резь разносилась по всему телу, и от нее он никак не мог отделаться. Руку что‑то удерживало, стягивало мокрыми слизнями.

Существо, что пряталось в земле, явило свету белесые клыки. Они медленно, словно с предупреждением, вырастали и выглядели бесконечными как иглы дикобраза, но мощнее. Эти иглы, или зубы, или иные конечности вылезли из‑под руки Вадима и врезались в его предплечье, в долю секунды с рваным треском оторвав руку. Мужчина издал неестественный рев и ничком упал в траву. Из предплечья, покрытого обрывками одежды, фонтанировала кровь, сытила почву, шипевшую и бурлившую адским варевом. Вадим, лишенный самообладания, змеем извивался, держась за плечо и завывая от боли.

Из земли тянулась обтекающая слизью нечисть. Она возвышалась над человеком, который, казалось, был поглощен болью, убит фантасмагорией неизвестного, но жив духовно. За пеленой безумия Вадим все еще не видел сущности, что выросла над ним. Лишь спустя мгновение он узрел тварь в естестве ее кошмарного обличия. Необъятный стебель с бесчисленными выростами, похожими на лапы, вьющиеся в механических движениях по сторонам. Особую мерзость образу добавляла голова, а вернее, ее подобие: из продолговатого овала, изрезанного прожилками, врозь торчали зубы, а за ними открывалась пасть – до идеала круглое отверстие, зияющее голодной пустотой.