Чёрно-белое колесо

Она продолжала улыбаться, а в голове мелькнуло – надо было Марусе адрес Андрея дать, чтоб было куда Элку отправить, если что. А то выйдет сегодня с работы, подхватят под ручки, сунут в чёрную машину и всё, поехала праздник снимать. Тип разглядывал её внимательно. Таким нельзя показывать страх. Нельзя. Это Регина знала точно, поэтому стояла, выпрямив спину и подняв подбородок.

– Белый! – раздался от дверей голос начальства. – Приехал уже? А чё здесь торчишь? Чё, мои дуры тебе ни чаю, ни кофе не предложили?

Тип отвлёкся, повернулся, а потом и вовсе ушёл с приятелем в его кабинет. Регина выдохнула, закусила губу и вытерла влажные ладони о джинсы.

– Ну ты даешь, – с благоговейным ужасом пробормотала девчонка‑оформитель.

Регина мотнула головой.

– Прорвёмся, – пробормотала она себе под нос. И уже громче прикрикнула:

– Всё, отдых закончен, работаем!

Тип вместе с хозяином вышли из кабинета через час, распространяя аромат коньяка и сигарет. Регина невольно потянула носом. Вдвоём они подошли к ней.

– На, – рыбьи глаза протянул визитку. – Приедешь в пятницу, к семи. Не боись, не обидим. Аппаратуру возьмёшь с собой. Цену обсудим.

Регина покосилась на начальство, то улыбалось.

– Хороший спец, не пожалеешь, – сказало оно. Тип ухмыльнулся.

– Проверим.

И пошел к выходу, у самой двери обернулся, спросил:

– А если тёлку привезу, сделаешь красиво? Как эту вон, – он кивнул на переодевавшуюся в углу модель.

– Сделаю, – сказала Регина.

– Дорого? – прищурился он.

– Дорого, – подтвердила она.

Тип хмыкнул и ушёл, а Регина приобрела подработку – съемки семейных праздников, фотосессии для любовниц, выезды на природу. Крутые мужики в малиновых пиджаках на оплату не скупились, да и требовательностью особо не отличались. Вот им важно, завален горизонт на фото с шашлыков? Главное, все раскрасневшиеся от выпитого рожи в кадр влезли. И плевать, как ложатся тени на снимке очередной пассии, одежды лишь бы на ней поменьше, да взгляд понаивнее. Периодически от однообразия и откровенной гадливости к подобной работе Регину подташнивало. Но это были деньги. Её больше не запугивали. Слишком мелкая сошка, проще заплатить, чем возиться. К ней не приставали, работала‑то она, в основном, на более‑менее приличных мероприятиях. Остальное можно было пережить. А искусство как‑нибудь потом, когда всё устаканится, когда наступит светлое завтра.

 

Спавшая на одной с Региной кровати Элка пошевелилась и что‑то пробормотала во сне. Регина покосилась в её сторону и притушила свет настольной лампы. Подойти, поправить одеяло? Да нет, вроде и так замотана по самые уши. Не простудилась бы на постоянных сквозняках. У Регины нет возможности сесть с ней дома, а Маруся вряд ли разбирается в больных детях. Хотя, можно подумать, она сама специалист. Её в детстве от всего лечили горчичниками – это было самым дешёвым средством. От них кожа в месте применения краснела и чесалась. Не притронуться. Поэтому, чуть повзрослев, Регина на самочувствие больше никому не жаловалась. Как‑нибудь само пройдёт. Но не делать же такое с Элкой.

Будто услышав её мысли, девочка снова беспокойно заворочалась. Не нравится ей здесь. Не смеется столько, сколько раньше, не шкодит, как обычно. Притихла и заговорила целыми предложениями, как взрослая. Впервые услышав от трёхлетней Элки связную речь, Регина выдохнула с облегчением. Она уже подозревала какие‑нибудь проблемы с развитием. А потом, когда Элла спросила, когда они поедут домой, к папе, решила, что лучше бы дочь молчала.

– Мы теперь живём здесь, – сказала она.

Элка обвела грустным взглядом обшарпанные стены и спросила:

– Почему? Дома лучше, я домой хочу.

– Потерпи. Здесь скоро тоже будет лучше, – сказала Регина, и села за стол. – Поиграй пока, мне нужно поработать.

Элла молча прижала к себе сиреневого зайца. Больше про дом она не спрашивала.

Затёкшую от долгого сидения поясницу ощутимо тянуло. Регина выпрямилась и поплотнее закуталась в плед. Дом. Нет у неё больше дома, и не будет, если сама не сделает. Некуда ей возвращаться. Как говорят, мосты сожжены. От запаха гари до сих пор дышать нечем. Месяц назад её в коридоре перед студией на работе встретила одна из коллег.

– Стольникова, там к тебе пришли, – сказала она. И, понизив голос, добавила:

– Из милиции.

– Им‑то уже что надо? – пробормотала Регина, на ходу скидывая куртку.

В кабинете начальника отдела рекламы, для которого Регина делала львиную долю фотосессий, её ждал пожилой усатый дядечка в форме. Поднялся ей навстречу, окинул взглядом её небрежно завязанные в хвост чёрные волосы, потёртые джинсы, сапожки на рыбьем меху.

– Стольникова Регина Игоревна? – уточнил он. Она кивнула. – Вы в курсе, что вас разыскивают?

– Кто? – не поняла она. – Что случилось?

– Муж, – сообщил дяденька. – А что случилось, и почему ему забыли сообщить, где находитесь, это вам виднее.

Андрей что, подал в розыск? Бред какой‑то. Регина потрясла головой, впрочем… Она уехала, не оставив даже записки, забрала документы, ребенка и исчезла, никого не поставив в известность. Волновался? Она нервно сцепила руки. Не стоит себе льстить. За Элку может быть, а она ему теперь никто.

Наблюдавший за ней дядечка сухо поинтересовался:

– Поругались, что ли?

Регина криво улыбнулась:

– Типа того.

– Типа того, – передразнил он недовольно. – Дурью маетесь, людей от работы отвлекаете. У меня четырнадцать огнестрелов на районе. А я, вместо того, чтобы делом заниматься, семейные ссоры разбираю. Пропавших обиженных жён ищу.

– Не ищите, – сказала Регина. – Мы сами уладим.

– Вот как заявление муж заберёт о пропаже, так и перестану искать, – сказал дядечка непримиримо. – И о месте работы вашем ему сообщу. Положено так.

– Он заберёт заявление, – сказала Регина. – Обязательно.

Она сможет договориться. Сможет, это всего лишь деловой разговор.