Десять писем

Второй мужчина, имени которого я не знала или не помнила, набрал лекарство в шприц и, отбросив пустую ампулу в сторону, приблизился ко мне, велев Джону зафиксировать руку. Тонкая игла легко вошла в плоть, наградив меня мимолетной болью, вмиг поплывшее сознание безуспешно пыталось ухватиться за быстро отдаляющуюся реальность. Стремительно приближающаяся чернота наградила мое тело парализующим спокойствием, и на грани падения в темноту я думала лишь о том, что не хочу… не хочу больше жить.

 

 

 

Глава 1

 

 

Настоящее время. Нью‑Йорк

 

Если мои обонятельные рецепторы не дали сбоя, то именно запах натуральной кожи с примесью табака, кофе и, возможно, цитруса заполнял салон черного тонированного внедорожника, в который я села пятнадцать минут назад. Я вдохнула еще раз. Наверное, так пахнет роскошь. Хотя, если бы меня спросили, чем пахнет роскошь, я бы вмиг представила запах свежей древесины с добавлением алкогольных нот выдержанного шотландского виски и кусочками горького шоколада, а запах свежих орхидей добавили бы нотку изысканности этой композиции. К счастью, я не претендовала на звание лучшего парфюмера года, а виски все же хотелось бы заменить на коньяк. Не стоит добавлять его любимый напиток в мой роскошный букет.

Вытянув ноги вперед, я поудобнее устроилась в прохладном кожаном кресле. Восьмичасовой перелет из Лондона утомил меня. Я испытывала легкую тошноту, и мне проще было списать это на бортовую кухню, чем признаться самой себе, что я волнуюсь из‑за предстоящей встречи.

Пять лет – долгий срок. Настолько долгий, что стоило уже давно отпустить и забыть. Но я не могу. Пока не могу.

Лучи июльского солнца Нью‑Йорка не проникали сквозь тонированное стекло автомобиля, и я сняла очки, чтобы без дополнительных помех рассмотреть красоту Ист‑Ривер. Интересно, насколько правдива американская легенда о затонувшем британском фрегате. Если история достоверна, то на дне этого пролива сейчас лежат несметные богатства стоимостью около полумиллиарда долларов США. Неудивительно, что ничего не нашли. Или нашли, но тщательно скрыли данный факт.

По этой дороге я ездила миллионы раз, но сейчас узнавание не радовало меня, а только вдрызг разбивало мои надежды на то, что старый дом продан. Я бы хотела жить в городе, но кто я такая, чтобы мои желания его хоть немного волновали?

Наш единственный за пять лет диалог занял всего одну минуту четырнадцать секунд. Столько времени понадобилось ему, чтобы кардинально перевернуть мою жизнь. В ультимативной форме он заявил, что я должна вернуться в самое ближайшее время. Когда финансовые угрозы не подействовали, он сказал, что ему плевать, каким образом я выполню его приказ, но если вариант с мешком на голове привлекает меня гораздо больше, то он исполнит мое желание. Хотя я была не против возвращения. Мне просто хотелось показать, что я не его дрессированная собака, готовая выполнить любой приказ хозяина по щелчку пальцев. Но его последний аргумент был весьма убедительным.

Машина остановилась на светофоре, и я перевела взгляд на водителяе. Рик. Если бы я не знала его лично, то подумала бы, что этот крепкий мужчина средних лет – скорее всего, телохранитель с военным прошлым. Я не знала, какую именно должность он сейчас занимает. Но когда‑то в прошлой жизни он возил меня по всем важным делам, которые могут быть у одиннадцатилетнего подростка: школа, курсы французского языка и танцы. Позже, когда я пошла в старшую школу, и в его услугах перестали нуждаться, отчим не захотел его отпускать и дал ему другую должность. Поэтому я была приятно удивлена, что меня встретил именно он. Но даже с ним, с человеком, с которым у меня никогда не было никаких проблем, мне не хотелось разговаривать. Я могла бы спросить, как его жена и дочь, но я молчала.

С годами я стала проявлять меньше инициативы в общении. К моей собственной радости, эта черта не сделала из меня отшельницу. В Лондоне у меня остались хорошие знакомые. Я уже по ним скучала. Особенно по Лекси. Возможно, у нее получится выкроить пару дней из своего плотного графика и прилететь ко мне в Нью‑Йорк. Но какой бы замечательной ни была Лекси, по‑настоящему близкий человек у меня был всего один.

Я снова перевела взгляд в окно. Гринвич, один из самых богатых пригородов Нью‑Йорка. Сложно сказать, сколько здесь замков и дворцов. Богатеи не привыкли сорить деньгами, но огромный дом – вопрос престижа.

Металлические ворота бесшумно открылись, пропуская нас на территорию прибрежного поместья. Будь сейчас на дворе средневековье, размеры владения могли бы поразить даже английских герцогов и герцогинь. Оно досталось моему отчиму по наследству от деда и не единожды реставрировалось.

Когда машина остановилась перед парадными дверями, я, ни секунды не размышляя, выбралась на свежий воздух. Рассматривая такой до боли родной и одновременно чужой особняк, поражающий своим размахом и напоминающий самый настоящий Шенбрунн, я подумала, что престиж – это еще и стиль, которым явно пренебрегли в данном конкретном случае.

Итальянский шик 17 века. Звучит претенциозно, но на самом деле итальянская знать лишь хотела укрепить свое влияние за счет поддержания богатства и роскоши, считая стиль барокко символом силы. Великолепие напоказ, вычурность и максимальная помпезность, чтобы окружающие, не дай бог, не подумали, что хозяин стал на цент беднее, – все полностью соответствовало предпочтениям моего отчима.

Я ненавидела этот дом.

Единственное, что восхищало меня на этой огромной территории с бассейном и теннисным кортом – это стометровая береговая линия, где я любила в абсолютной тишине почитать книгу и полюбоваться видом на пролив Лонг‑Айленд.

Вслед за Риком, катившим два моих неподъемных чемодана, я прошла через большой холл, выполненный в светло‑бежевых тонах с золотистыми вкраплениями. Поднялась по широкой лестнице, украшенной черными витиеватыми узорами, настолько широкой, что складывалось ощущение, будто я – Золушка из сказки, а в конце пути меня ждет принц с туфелькой. Кстати, о принцах.

– Где Алекс?

Рик, опустив чемодан, посмотрел на часы.

– Думаю, через пару часов будет.

Еще два часа, чтобы собраться с мыслями. Я готовилась, будто на плаху.

– Отнесите, пожалуйста, мои вещи в комнату, – попросила я, и, развернувшись, направилась в противоположную сторону.

Я хотела увидеть ее.

Пройдя по коридору третьего этажа к самой дальней двери, я взялась за ручку, надеясь, что она не заперта, и морально готовясь окунуться в океан душевной боли. Но к этому невозможно подготовиться.