Дежавю
Анна смотрит по сторонам, ей кажется, она ещё спит, ей кажется, это не с ней, не может с ней этого быть.
– Умер вчера? – переспрашивает она, надеясь услышать что‑то другое.
– Разбился на своём проклятом самолёте.
– На чём?
– Ох, милая, похороны уже послезавтра, пожалуйста, прилетай.
Анна отключает телефон. На часах десять утра, за окном осеннее утро. Она уже чувствует тело, всё, до последней частицы, но это совсем не важно. В голове одна только мысль – это всё ещё сон.
Она вспоминает отца, его запах и взгляд мягко‑строгий, исподлобья, из‑под очков, его смех, кабинет и кресло, лабораторию, пробирки, и он над своим микроскопом, прильнув к окулярам, будто в них, а не вне – целая жизнь.
Анна спустилась с кровати на тёплый ковёр. Телефон на тумбе лежал неподвижно, она потянулась к нему, посмотрела последний номер – это точно был он. И номер, и голос плачущей Филлис.
Нажала на кнопку «вызов». Через пару гудков:
– Алло.
– Алло, Филлис?
– Да, дорогая.
– Ты мне звонила?
В телефоне молчание. Анна быстро открывает выдвижной ящик тумбы и суетно шурудит в нём.
– Только что, моя дорогая, – всхлипывают на том конце.
– Прости, я плохо тебя поняла, я только проснулась, ты сказала, что…
Анна находит ручку в ящике тумбы, смотрит на металлический стержень, торчащий из пластикового дула, и со всей силы всаживает его себе в ногу. Боль такая, что хоть кричи. Жмурится.
Закусывает губу.
Открывает глаза.
Не сон. В телефоне всё та же Филлис.
– Отец умер, Анна, тебе нужно приехать, – повторяет она.
Точно не сон. На бедре возле колена кровит красно‑синяя точка, испачканная в чернилах, в трубке длинные гудки, в голове непонятно‑сумбурное. Может, Филлис сошла с ума? Анна встаёт, ноги плетутся по полу, цепляясь за длинный ворс шерстяного ковра. Её ноутбук должен быть в сумке. Она открывает молнию, достаёт компьютер, включает. Запускает браузер, смотрит на поисковую строку и не знает, какой вбить запрос.
Питер Кларк разбился на самолёте… ПОИСК.
«Страшная авария произошла над Ла‑Маншем».
«Известный профессор, Питер Кларк, разбился сегодня на легкомоторном самолёте».
Это какой‑то абсурд.
Анна закрывает ноутбук и идёт в душ. Вода бьёт больно по темени, стекая по голой спине, в голове слова Филлис, перед глазами отец. Как же так? Она выключает воду, тянется за полотенцем, повязывает его на груди, включает фен. Гул воздуха не перебивает Филлис, она всё так же говорит о смерти, отражение в зеркале не мешает видеть отца, он всё так же перед глазами.
Через два часа Анна едет в такси по дороге в аэропорт. Слушает новости и джаз. Через час сидит в самолёте. Она покупает последний билет из такси, пока добрый японец тактично молчит всю дорогу. Ей тем и нравилась Япония – здесь все тактично молчат. Анна просит воды и выпивает две капсулы сразу. Хорошее снотворное действует мгновенно. Анна ненавидит самолёты с тех самых пор, как она прилетела сюда. В тот день следующим рейсом летел другой борт, который разбился над океаном. Анна слышала, как объявили об этом, Анна видела людей, ожидающих своих близких. Их крики у окон аэропорта, их вопли у регистрационных стоек. Ей казалось, они оплакивали её.
Больше она никуда не летала, даже домой. Почти сразу после прилёта её начали мучить кошмары, как она разбивалась о море, снова и снова, опять и опять.
Снотворное действует мягко, тихой волной накатывает и снова отходит, то сохраняя её ещё здесь, то уводя в забытье. Анна оглядывает самолёт, нет ли здесь детей и мужчины‑астматика в толстых запотевших очках с ингалятором в левом кармане. Нет, это другой самолёт, точно другой. Вот только… Её бросило в жар. Вот только сейчас тоже осень. Анна поклялась себе никогда не летать в чёртову осень, там во сне тоже всё пожелтело, заливая огневидными красками все деревья, мосты и дома. Анна хочет встать и выйти на воздух, но тело будто вросло в это кресло, ноги и руки ослабли, сознание уходило, оставляя бесконечную темень, погружаясь в искусственный сон.
Она видит отца, он, серьёзный и строгий, ходит по кабинету, лишь изредка смотря на неё.
– Значит, ты уже всё решила? – Он останавливается на мгновение и окидывает её презрительным взглядом.
– Да, я меняю специальность.
– От учёного в психологи? Так?
– Так…
– Можно узнать почему?
– Пока ещё есть время…
Это был третий курс института.
– Тебе же нравилась наука…
– Это тебе она нравилась, пап, и психология тоже…
– Нет! – он крикнул так строго, что у Анны зазвенело в ушах. – Это полнейшая чушь! Ты просто безответственная. Ты бросаешь дело всей своей жизни…
– Это дело твоей жизни, пап.
– Знаете что, мисс…
– Мисс, мисс, – кто‑то трясет её за плечо, – проснитесь, мы приземлились.
Над ней стюардесса. Она на земле. Пассажиры толпятся на выходе из салона.
3 глава
– Где у вас архив «Вечерней газеты» за 2018 год?
Сегодня я встал с больной головной и заложенным носом, и ещё с резью в горле, что казалось, куда‑то под гланды мне вставили лезвие бритвы и оно раздирало там всё.
Если завтра опять умрёт тот, кто уже умер сегодня, я даже с места не сдвинусь. Напишу абсолютно такой же некролог и абсолютно спокойно перешлю его в редакционный отдел.
Центральная библиотека города находилась в трёх кварталах от моего дома. Её каждый раз хотели закрыть, и каждый раз находились те, кто кричал, что бумажная книга ещё жива.
