Дикарь и лебедь

К глазам подступили слезы – но не от страха. Нет, источником их было нечто иное, тот уголок души, куда я предпочитала не заглядывать – да и необходимости такой благо не возникало. Осмелев, я присела и оторвала подол ночной сорочки – та стала мне по колено, – а затем поднялась – уже с мечом в руках.

Багровый дозорный не обратил внимания на мои щиколотки. Он не спускал глаз с моего лица, а я расставила ноги пошире, сделала глубокий вдох и кивнула.

Я играючи увернулась от его первого удара, и когда чужак крутанулся, наши мечи сошлись с громким лязгом, а плечо мое загудело от мощи его удара.

Я отступила и атаковала одновременно с ним, пригнувшись, когда он сделал выпад. Дозорный рассмеялся и замахнулся с такой силой, что мне пришлось отскочить, наши мечи встретились в воздухе, и только благодаря скользящему маневру я не лишилась руки.

– Так‑то получше, – отметил он и отступил.

Я утерла пот со лба, догадываясь, что он бьется не в полную силу – почему так, понять я не могла, и все же испытывала благодарность.

Мы кружили и делали выпады, отбивая удары друг друга. По плечу и бедру у меня побежали струйки крови. Порезы явно были неглубокие, но их оказалось достаточно, чтобы как следует раздуть пламя, которое пробудил во мне этот тип.

Я атаковала вновь и вновь, издавая звуки, каких сама от себя прежде не слышала.

Он отражал каждый мой удар, и я сознавала, что ни за что его не одолею, но мне было все равно. Победа была неважна, и я упрямо нападала, ошибалась и нападала снова.

– Луна уходит, – сказал чужак, когда мы разошлись в очередной раз. Я совершенно взмокла, тогда как на его лице не было ни капли пота. – Тебе тоже пора.

Я выдохлась – грудь моя ходила ходуном, и пока я пыталась отдышаться, багровый отважился окинуть меня взглядом. Его поджатые губы расслабились, и он, похоже, с трудом отогнал охватившие его мысли.

Он развернулся и зашагал к полому дереву.

– А меч? – окликнула я его.

– Оставь себе, – бросил дозорный через плечо. – Еще увидимся. – А затем превратился в тень, которую поглотила тьма.

На полпути домой, когда первые лучи солнца коснулись вершин гор вдали за замком, я вдруг поняла, что так и не спросила, как его зовут.

 

2

 

– Опал, – наутро окликнула меня мать, поднимаясь по лестнице, что вела в мою башню. – Во имя звезд, да что на тебя сегодня нашло? – спросила она, открывая дверь в мои покои. – Уже почти полдень.

Я закряхтела и зарылась поглубже в одеяла – в том, что заработанные мной вчера порезы и ушибы зажили, я не сомневалась, но все равно не хотела рисковать – мало ли, вдруг она заметит.

– Плохо спалось.

И это была не ложь. По пути домой я спрятала меч багрового воина под колесом от старой телеги в полях за пределами территории замка и, добравшись до своих покоев, долго лежала, завороженно разглядывая завитки узоров на потолке и гадая, не приснилась ли мне встреча с чужаком.

Пока не вспомнила, что за разговор невольно подслушала перед этим и что привело меня в мое тайное убежище, куда наведываюсь я довольно редко. В те дни многое вызывало у меня сомнения, но я точно знала, что тайным оно быть перестало, а еще – что все равно приду туда вновь.

Раздвинув тяжелые шторы, мать впустила в комнату приветливый ветерок. Она улыбнулась – свежий бриз всегда ее радовал, но когда ее взгляд упал на меня, улыбка погасла.

– Ты вся в грязи.

Проклятье. Возможно, дозорный был прав – я действительно глупа. Ибо не потрудилась взглянуть на себя в зеркале туалетного столика, прежде чем завалиться в постель.

– Забыла вчера умыться, – пробормотала я.

Королева Синшелла задержала на мне взгляд на несколько секунд – я испугалась, что она вот‑вот все поймет, – но, укоризненно поцокав языком, пробормотала что‑то себе под нос и, выглянув за дверь, крикнула Линке, чтобы та набрала для меня ванну. Когда мать снова повернулась ко мне, все морщины на ее лице – немногочисленные, несмотря на то что ей было уже около двух сотен лет, – сильно углубились.

– Пошевеливайся. Мы с отцом ждем тебя к обеду.

У меня засосало под ложечкой. И от страха, и от голода.

– У меня дела в садах на южной стороне.

– Нет у тебя никаких дел, – ласково возразила она. – Поторопись, еда остывает.

Услышав эту затертую фразу, я еле сдержалась, чтобы не закатить глаза, и скинула одеяло, только когда она вышла.

Пока я раздевалась, в покои вошла Линка – пикси с довольно простенькими способностями – и сразу принялась наполнять ванну в смежной комнате. И вдруг ахнула – я напряглась и обернулась к ней: она стояла, зажав рот своей бледно‑розовой ладошкой.

– Опал, что, во имя звезд, с вами стряслось?

Повернувшись к туалетному столику, который был завален смешанными мною самой духами, гребнями, тиарами, румянами и недочитанными книгами, я поняла, что она видит мое отражение в зеркале, и у меня внутри все сжалось.

– А‑а, это… – Я быстро придумала отговорку, понадеявшись, что та ее устроит. – У меня тренировка была поздно вечером.

– Ваш отец обычно не так… – Линка искала подходящие слова, но не находила их – что было объяснимо.

– Не в настроении был, видимо, – пробормотала я и прошмыгнула мимо служанки в ванную комнату.

Из теплых глубин ванны поднимались ароматы карамели и ванили, и я залезла в воду. Мышцы ныли сильнее, чем я ожидала, но Линка, к счастью, добавила в ванну соленый имбирь, от которого ушибы заживали быстрее.

– Я думала, ваш отец провел весь вечер на совещании с генералами.

Ослепи меня звезды. Мне была знакома эта напевная интонация в ее голосе, этот блеск в ее лазурных глазах. Она учуяла мою ложь – пикси это было свойственно, о чем я слишком часто забывала, – и теперь не отстанет от меня, пока не узнает правду.

Ей я могла довериться. Я знала Линку с тех пор, как сама была семилетним детенышем, а она – юной девушкой, поступившей в услужение в замок Грейсвудов. Однако с болью в сердце я понимала, что доверие это оправдано ровно до тех пор, пока она не сочтет, что я в опасности.

– Наткнулась на воина в полях за замком, – пробормотала я и, выдернув из ее протянутой руки мочалку, обмакнула ту в воду.

– То есть там, где лежит ваше дерево. Последний переход на ту сторону.