Драфт

Закрываю глаза и издаю тихий стон, обдумывая, успею ли до тренировки заскочить к массажисту команды. Лицо тут же начинает лизать Чендлер, вынуждая меня поднять задницу и идти в душ, где я быстро ополаскиваюсь под ледяной водой, чтобы проснуться, затем умываюсь и, обвязав полотенцем бедра, выхожу из ванной.

Надеюсь, Хлоя еще спит и не увидит меня в таком виде. Совершенно не хочется, чтобы она чувствовала какую‑то неловкость из‑за моего внешнего вида. Я и так уже вчера неудачно пошутил про большой член. Ну, формально, конечно, не про него, но прозвучало слишком странно.

Открываю дверь в гардеробную и матерюсь, осознав, что вчерашние шмотки, которые сейчас валяются на полу, все еще мокрые после дождя. Тянусь к чемодану и вытаскиваю из него мятые шорты и футболку. Карл Лагерфельд определенно был бы в восторге, если бы узнал, во что я превратил его шмотки. И хотел бы я сказать, что плевать, какие на мне вещи, главное ведь лицо. Вот только мое лицо сейчас выглядит еще более мятым, учитывая то, что я не мог уснуть до двух ночи.

Смысл переезда заключался в том, чтобы я насладился одиночеством и словил долбаный дзен. А дзеном тут и не пахнет.

Когда вернусь с тренировки, нужно будет еще раз поговорить с Хлоей. Вообще‑то, стоило сделать это еще вчера, но она выглядела такой спокойной, что мне не хотелось поднимать эту тему. Я просто пытался сделать все для того, чтобы она смогла хотя бы ненадолго забыться.

Одевшись, выхожу в коридор и надеваю Чендлеру ошейник. На улице жарко и душно. Я планировал снова пробежаться до побережья, но уже через три часа тренировка, а я так утомился, хотя едва проснулся, что решаю отложить этот вопрос и просто прогуляться в сквере, где Чендлер смог бы побегать, пока я спрячусь где‑нибудь в тени дерева.

Нахожу взглядом свободную скамейку под большим дубом и направляюсь к ней. Бросаю Чендлеру его любимую резиновую курицу, чтобы он не заскучал, пока сам обдумываю грядущий разговор с Хлоей. Но от размышлений меня отрывает звонящий в кармане айфон, и я удивляюсь, когда достаю его и вижу на экране имя отца.

– Ты рано, – произношу вместо приветствия.

– Да. Ты знал, что парень – сын прокурора Канады?

Вскидываю брови.

– Нет, не знал. А какая разница?

– Большая. Если он решит нанять адвоката, то…

– То что? Закон о сорока восьми часах не мы придумали.

– Но никто не хочет рисковать.

Ну конечно. А как же иначе. Привилегированный придурок.

– Ты его отпустишь? – стиснув зубы, задаю вопрос.

– Уже отпустил.

В жилах холодеет кровь. Пульс оглушительно стучит в висках. В груди замедляется биение сердца.

– Давно? – сквозь ком в горле спрашиваю я.

– Только что. Звоню предупредить.

– Спасибо, – едва шевелю языком.

– Эштон…

– Да?

– Парни стерли записи видеонаблюдения в «Оклахоме» за предыдущие сутки. Так что тебя там не было.

– Понял.

Отключаюсь и тут же подрываюсь со скамейки. Подбегаю к Чендлеру и надеваю ошейник, а затем наперегонки с ним бегу обратно к жилому комплексу. Расскажи Богу о своих планах, и они обязательно пойдут в одно место. Охренительно не планировал бегать утром. Ага.

На экстремально высокой скорости добегаю до квартиры и резко распахиваю дверь. Чендлер тут же несется вперед, когда я отпускаю его с поводка, но мне плевать даже на его грязные лапы. Двумя шагами преодолеваю расстояние до спальни и тихонько стучу в дверь.

Один раз. Затем снова. И еще несколько раз.

– Хлоя, – тихо зову ее и начинаю стучать немного громче. – Хлоя, я вхожу.

Медленно открываю дверь и одним глазом заглядываю в комнату. Постель заправлена, и на ней определенно нет Хлои.

Мои глаза широко распахиваются, и я подлетаю к кровати, чтобы убедиться в ее отсутствии. Такое ощущение, что в мозг резко перестал поступать кислород, и по этой самой причине я сейчас заглядываю под кровать, чтобы проверить, нет ли там Хлои.

Я явно не блещу умом.

Издав стон отчаяния, устало выдыхаю, и взгляд падает на прикроватную тумбочку, с которой я тут же хватаю записку:

«Спасибо за все.

Хлоя».

Закрываю глаза и устало вскидываю голову к потолку. Ну какого хрена?

Со злостью сминаю в руке листок, будто он в чем‑то провинился, а затем швыряю его на пол. Запускаю руки в волосы и рву их от отчаяния. И от беспомощности.

Твою ж мать.

Чендлер лает в коридоре, и я понимаю, что нужно его покормить. И самому бы неплохо позавтракать перед тренировкой. Но не уверен, что смогу что‑то съесть. В груди гигантский ком размером с целую планету.

Покормив щенка, собираю сумку на тренировку и выскакиваю из дома. По дороге к машине пишу Эбби о том, что планирую на время выездной серии оставить Чендлера у нее, после чего сажусь в «хаммер» и включаю Jaxson Gamble – Iconic.

Вывески бутиков на оживленной Родео‑драйв за окном мерцают на ярком солнце. Тихий ветер медленно покачивает веерные листья пальм, тянущихся вдоль всей дороги. А навстречу, переливаясь от солнечных лучей, несутся разноцветные машины.

За десять минут доезжаю до «Иглз‑центра», домашней арены «Орлов Лос‑Анджелеса», и оставляю автомобиль на парковке.

Пока направляюсь в раздевалку и пью банановый смузи, никак не могу отделаться от мыслей о Хлое. Что с ней будет? Почему она ушла? Я мог бы попросить отца узнать, кто она. В каком отеле они остановились. Или хотя бы доехать до «Оклахомы», чтобы попытаться отыскать ее там.

Но я не хочу рисковать.

Нет, я боюсь не за себя. За нее.

Никогда не смогу развидеть то, что произошло в ту ночь в этом злополучном баре. До сих пор ощущаю тот неподдельный ужас, цепко взявший мою грудную клетку в тиски.