Дух воина

– А чего ты его пастись не выводишь, чего он у тебя всё время в сарае стоит? – удивился Заречный.

– Захворал он, – лицо старика стало серьёзным и немного грустным, – не может он покуда ходить.

Видя, что на эту тему разговаривать хозяину дома тяжело и неприятно, Иван не стал больше ничего спрашивать о коне.

– А где сейчас твоя внучка? – перевёл он разговор на другую тему.

– Дак, где ж ей быть‑то? Дома уж поди давно. Со своим хозяйством теперича управляется. Ей самой тожеть нелегко приходится. Родня, знамо дело, помогает, токмо всё одно работы хватает.

Заречный представил себе такую маленькую, худенькую девчушку, похожую на Золушку из старого советского фильма, которую злые родители эксплуатируют по полной программе, не давая даже передохнуть от работы.

– А сколько лет твоей внучке? – спросил он, ещё находясь под впечатлением созданного им образа.

– Недавно как за сороковое лето перевалило.

Образ девочки вмиг рассыпался вдребезги, словно разбившаяся хрустальная ваза.

– Тогда муж её где, почему он ей не помогает?

– Ты вот что, – уклонился от ответа Велимудр, – долго не рассиживайся. Пойдём‑ка во двор, там для тебя работёнка есть, чтобы, сидя на лавке, жирком не заплыл, да заодно и силушку свою бывшую восстанавливать пора.

– Да уж, – ухмыльнулся Иван, – на вашем питании разжиреешь…

Однако отказываться от работы не стал – как‑никак, а старик его вылечил и продолжает о нём заботиться. Мужчины вышли во двор, и Велимудр указал Заречному на гору чурбаков, лежащих возле сарая. Рядом с ними стояла большая дубовая колода, в которую был загнан колун с длинной, отполированной от многочисленного применения ручкой. Невдалеке лежал косолапый охранник. Увидев вышедших из дома людей, медведь рыкнул, возможно, так приветствуя хозяина, после чего вновь опустил голову на лапы и закрыл глаза.

– Вот, Ваня, потрудись чуток, – старик указал на чурбаки, – надобно заготавливать для печи. Зимы у нас тожеть не то, что в вашем мире, не такие, стало быть, лютые, и морозов, почитай, никогда не бывает, да токмо запас он всегда пригодиться может. Для готовки ведь дровишки тожеть нужны.

Иван подошёл к колоде, снял с себя рубаху, обнажив и подставив палящему солнышку своё худое тело, и, осмотревшись вокруг, повесил её на приоткрытую дверь сарая. Картинно поплевав на руки, как это делают мастера перед работой, он взялся за ручку топора. Однако, как ни старался, вытащить его из колоды не смог. Улыбнувшись, наблюдающему за ним старику, мол, это была только проба, а сейчас я покажу на что способен, он взялся за колун двумя руками и, приложив гораздо больше усилий, дёрнул его на себя. Результат оказался таким же – топор будто врос в колоду и даже не пошевелился. В это время за его спиной раздался тихий женский смешок. Заречный резко обернулся. Возле ворот стояла невысокая женщина лет тридцати пяти – сорока в длинном, расшитом причудливым орнаментом сарафане, выгодно подчёркивающим её бюст. Яркие, рыжие волосы, укрытые лёгким, светлым платком, были собраны сзади в тугую косу, а на румяных щеках, словно солнечные брызги, рассыпались веснушки.

– Дедушка Велимудр, ты же мне глаголил, что у тебя воин живёт, – насмешливо, но как‑то вовсе не обидно, обратилась она к хозяину дома, – а он вона какой хлипкий, топора поднять не может.

От её высказывания лицо Ивана залилось краской, а в душе появилась злость на своё бессилие. Старику явно не понравилось появление незваной гостьи, и он нахмурил брови.

– Анастасия, – строго обратился он к женщине, – ты за каким делом возвратилась? Я тебе чего говорил?

– Так я вот, – она, увидев недовольство деда, враз перестала смеяться и указала на плетёное лукошко, покрытое белой холстиной, – лепёшек свеженьких принесла да сметанки.

– Я же тебе токмо вчера глаголил, что рано ещё моему гостю такое есть.

– Так ты сам покушай, я же горяченьких, с пылу с жару, только что испекла, – оправдывалась внучка, тем временем бросая короткие оценивающие взгляды на чужака.

– И я тожеть попощусь, покуда мой гость не начнёт питаться как следует – полезно для здоровья будет. Мы твоей похлёбки покуда поели и туда далее ещё посербаем, и хватит нам на сегодня.

Анастасия сделала вид, что расстроилась, но её голубые, как небо, глаза по‑детски искрились любопытством и задором. Было понятно, что лепёшки и сметана были только предлогом для того, чтобы хоть мельком взглянуть на постояльца, поселившегося у её деда. Велимудр это прекрасно понимал и, хотя запретил внучке появляться здесь в присутствии гостя, но раз уж пришла, не стал её за это сильно укорять. Бросив на женщину ещё один строгий взгляд, он всё же сменил гнев на милость и уже спокойно сказал:

– Ты, внучка, не смейся над Иваном, ослаб он после хвори тяжкой, токмо‑токмо силы начал набирать. Коли такая прыткая, то возьми да покажи как надобно.

Заречный бросил скептический взгляд на женщину. Она хотя и не была модельной внешности, скорее даже наоборот, с крепкой, но не лишённой талии приземистой фигурой, однако и на атлетку тоже вовсе не походила. Вот только вопреки его ожиданиям Анастасия не стала отнекиваться, а, поставив лукошко у порога, уверенно подошла к колоде и играючи, одной рукой, выдернула из неё колун. Лицо Ивана вновь залила краска стыда. Старик, конечно же, знал о способностях внучки, и его предложение вынуть топор было ещё одним щелчком по носу гостю. Но злиться или расстраиваться он не собирался, так как и сам, будучи командиром роты, не раз применял такую методику для стимуляции внутренних резервов у своих подчинённых. Это было что‑то вроде, как взять на слабо.

– На, держи, воин, – женщина протянула топор Заречному, одновременно, в который раз, стрельнув в него своими большими глазами.

– Спасибо, – буркнул он, принимая из её рук инструмент.

– Будь здрав, – ответила Анастасия и, демонстративно развернувшись, направилась к воротам. Проходя мимо Велимудра, спросила:

– Так мне завтра не приходить?

– Нет, не нужно. На завтра у нас ещё еды хватит, – ответил тот.

Он проводил внучку взглядом до ворот и хотел уже было идти в дом, но негромкий окрик Ивана остановил его.

– Велимудр, так ты так и не сказал, где муж твоей внучки?

Старик обернулся. Помолчал некоторое время, а потом всё же ответил:

– Знатный воин был её муж да сгинул в походе Хана Батыя супротив крестоносных бусурман в Силезии, аккурат недалече от местечка Легнице. Тьма народу славянского сгинуло в этой битве, но и супостатам сладко тожеть не пришлось. Порубили тогда бусурман наши полки в капусту, не дали на земли русские напасть. Упредили, стало быть, их коварные замыслы. Долго ещё голову их предводителя Генриха, на копьё надетую, напоказ возили для назидания оставшимся в живых.

– Постой, я ничего не понимаю, – возразил Заречный, – при чём тут славяне, когда поход был монголо‑татарский?

– Тьфу ты, – с досадой сплюнул старик, – хорошо же вам в вашем веке кривду в голову‑то втемяшили. Кто токмо придумал всю эту нелепицу. Ты мою внучку видал?

– Ну да, – смутился Иван, увидев, что расстроил своего спасителя.