Под слезами Бостона. Дьявол не спит

– А как иначе?

– За это я тебя и люблю, Эзра Нот. Всегда все четко по графику, – вязкая хрипотца в голосе напоминает о том, что Одину уже перевалило за семьдесят, но он не намерен ограничивать себя в никотине. – В десять.

– Я помню.

– Не подведи меня.

– Разве хоть раз подводил?

Один удовлетворенно хмыкает прежде, чем в динамике раздаются отрывистые гудки. У меня всегда все четко по графику, а у него – четко по делу, без единого лишнего слова. За это его и полюбил я.

А еще за то, что образумил бестолкового восемнадцатилетнего юнца Эзру и поверил в него, когда тот остался совсем один на два затянувшихся года по ту сторону законопослушного Бостона, взирая на синее небо сквозь кованую решетку. Прошло десять лет, а я чувствую благодарность по сей день, как будто увидел Одина, сидящего на соседней койке камеры, только вчера. Не будь его там, кто знает, что бы я представлял из себя сейчас.

Ровно в десять порывистый морской ветер лезет под кожаную куртку и настойчиво пытается выгнать меня из порта. Я бы и сам сейчас с удовольствием сидел в баре и согревался стопкой виски, а не стыл до костей под шум бушующих волн, но я связан обязательствами. Жаль, заказчик оказался не таким пунктуальным, как Один. Уверен, за это он с него стрясет несколько лишних штук.

– Мистер Нот? – Я оборачиваюсь на свою фамилию и встречаюсь взглядом с высоким худощавым мужчиной в плотном черном пальто до колена. Его лицо по скулы скрыто оттопыренным воротником, а редкие, прилизанные кверху пряди волос уже успел растрепать ветер.

– Мистер Финч. – Я остаюсь неподвижным.

– Спасибо, что выдернули меня сюда лично, – его слова сочатся сарказмом, но мне глубоко плевать, даже если он вылезет из шкуры вон. У меня есть то, ради чего он бы сиганул даже в залив Массачусетс. – Нельзя было обойтись встречей с моим доверенным лицом?

– Нельзя. Условия сделки помните?

– Предельно, – хмыкает он. – Поэтому я и здесь.

– Меньше слов.

– Узнаю замашки Одина. – В бликах дальних фонарей, показывающих свои макушки над башнями грузовых контейнеров, едва замечаю кроткую улыбку Финча.

– Ближе к делу.

– Последняя часть оговоренной суммы при мне. Предыдущая – отправлена на ваш счет около трех часов назад. Можете проверить.

– Уже проверил.

– Тогда вы и Один должны были остаться довольны.

– Останемся, когда получим всю сумму.

– Покажите материал.

Вытаскиваю из внутреннего кармана куртки конверт и протягиваю его Финчу. Тот ожидаемо заглядывает в него и вскидывает брови.

– Это все?

– Поверьте, там даже больше, чем вы ожидали получить.

Улыбка растягивает впалые щеки Финча, и он сует конверт в карман пальто.

– Приятно было иметь с вами дело, мистер Нот. – Он ответно кладет мне в руку пластиковую карту на несколько тысяч долларов.

– Всего доброго. – Я дергаю уголками губ и тут же возвращаю их в первоначальное положение.

Финч разворачивается и уходит, придерживая края пальто, которые разлетаются от порывов студеного ветра, а мне безумно хочется закурить. И как только его силуэт скрывается между рядами жестяных контейнеров, я опираюсь спиной на один из них и зажимаю между зубов сигарету.

Я устал.

Прикрываю глаза и тяну, пока легкие не расширяются до предела. А потом выдыхаю и обретаю долгожданное спокойствие. Ветер усиливается. Волны усерднее крошат пирс. Без пяти минут зимний ливень, осточертевший до смерти.

Я затягиваюсь еще, продавливая фильтр губами, и слышу какой‑то странный звук. Настолько странный в этих местах, что приходится открыть глаза. Делаю последнюю затяжку и выбрасываю окурок в лужу.

– Мне кажется, или у меня начались галлюцинации? – Я поднимаю ворот куртки и иду на звук, кажется, музыки.

Миную несколько высоких контейнеров, прохожу лабиринт из наваленного металлолома и все отчетливее слышу бренчание струн. И голос. Женский голос, который доносится до меня с порывами завывающего ветра.

– Твою мать, Эзра, ты точно чокнулся. Надеюсь, это не та самая русалка, которая своим пением завораживает мужчин.

Я останавливаюсь за стеной последнего железного контейнера, который отделяет меня от обладательницы чарующего голоса. И я не брежу. И не схожу с ума. Кто‑то действительно поет, и сейчас я смогу в этом убедиться.

Это не усталость. И не злоупотребление алкоголем, Эзра. Однозначно.

Ловлю последние слова незнакомой песни и уверенно выхожу из‑за угла, оставаясь в тени высоких контейнеров. Девушка дергается, замечая мой силуэт, и прижимает к груди гитару. С глупостью этой девицы может сравниться только…

– Этого не может быть… – вырывается изо рта, когда на ее лицо падает свет фонаря. Я машинально делаю шаг вперед и выхожу из тени.

– Ты одержимый, маниакальный психопат. – Ее пальцы разжимают гриф гитары, а плечи заметно опускаются в первоначальное расслабленное положение.

– И это мне говорит та, кто сидит ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу? Я, конечно, знал, что у тебя есть психические отклонения, но чтобы настолько…

– И это мне говорит тот, кто шляется ночью в одиночестве посреди порта в лютую стужу! Я, конечно, знала, что у тебя налицо все признаки шизофрении, но чтобы настолько!..

И как я мог забыть, до какой степени эта девка невыносима? Полминуты с ней – и я уже готов сжечь яростью обитель местных бездомных пьянчуг.

– Какого черта ты тут делаешь, Панда?

– Какого черта ты следишь за мной, идиот? – Серена злобно сдвигает брови и не сводит с меня глаз. Черные длинные волосы хлещут ее по лицу, но она даже не придерживает их рукой и не убирает со щек.

– Ты… Просто… Да мать твою! – Мне не хватает слов. Не хватает мыслей, чтобы высказать ей все, что она вызывает во мне одним лишь своим самоуверенным видом.

Сидит тут, одна, в порту, ночью, и чувствует себя абсолютно комфортно, когда любая другая не ступила бы сюда ни ногой. Бренчит на гитаре в дикий ветер, когда кто угодно сидел бы дома. Даже я бы лучше сейчас лежал в постели, чем ошивался здесь.