Под слезами Бостона. Дьявол не спит
Здесь все как‑то мрачно, тускло и слишком коричнево. И деревянно, как по мне. Дерево на дереве. Деревянные стены, столы, стулья, стойки и даже, мать его, потолки. Как будто оказалась на какой‑то ферме в день ярмарки. У владельца явно нет вкуса. Или он из Техаса. Ставлю полтинник.
Что ж. Волей случая и растерянности души я оказалась в пабе для ковбоев. Прекрасно. Впрочем, какая разница, где пить.
Задача номер один: протолкнуться к барной стойке.
Задача номер два: каким‑то чудом избавиться от шубы, которую я ношу уже третий год. И которая третий год не подходит к дождливым зимам Бостона. Но на новую у меня нет средств.
Задача номер три: забраться в этой бесящей юбке‑карандаш – части формы уже (слава богам) бывшей официантки – на высоченный барный стул. И…
Задача номер четыре: надраться в свой, мать его, двадцать второй день рождения.
По ощущениям уже тридцать второй.
Я щемлюсь сквозь толпу и пытаюсь попутно стянуть с себя драного альпака белого цвета. Высунуть левую руку из рукава удается, когда какой‑то мужлан толкает меня в бок, и я валюсь за барную стойку, но меня успевает придержать чья‑то рука.
– Осторожнее, малышка, – улыбается стройная шатенка в топе, выше меня как минимум на две головы. И она даже не на каблуках. – По объявлению?
– Что? – отряхиваюсь я и приглаживаю свою юбку.
– Становись за стойку! – кричит она, когда несколько десятков мужских голов за барной стойкой начинают скандировать: «Давай! Давай! Давай!»
– Какую стойку? – я теряюсь, сжимая бедного дохлого альпака в руках.
– Быстрее! Видишь, что творится?! У меня не хватает рук! – красотка в топе с идеальной подтянутой фигурой пытается перекричать рев мужчин и попутно тянется за текилой. – Ну‑у‑у! Кто из вас, красавчиков, самый смелый?!
– Мне! Давай мне! – Ор желающих сливается в единое месиво, а я стою и мну пальцами все ту же шубу.
Длинноногая шатенка в топе ловко хватает за шиворот самого громкого активиста, укладывает его на спину, перегибает через стойку и льет ему в горло текилу под свист остальных самцов.
– Хорош с тебя, красавчик. – Она резко возвращает его в вертикальное положение, и тот, немного пошатываясь на ногах, кладет на барную стойку две сотни.
Две сотни?! За глоток текилы?
– Чего встала? – шатенка обращается ко мне, закупоривая бутылку Olmeca. – Бросай свою шубу вон туда, – указывает на полку под барной стойкой. – И давай уже помогай. Я зашиваюсь, как видишь.
– Но я…
– Малышка, прости, позже познакомимся. Вообще не до тебя.
– Но я не умею… – Все‑таки засовываю альпака в тумбу.
– Просто дай им то, чего они просят. И расстегни пару пуговиц на блузке.
Она не дожидается моего ответа (она бы и не дождалась), подходит вплотную и выправляет мою белую блузку из юбки. Я невольно дергаюсь, этим не позволяя ей задрать рубашку вверх.
– Нет. Так не нужно. – Я приглаживаю обратно края блузки ладонями, на что красотка хмыкает, но не настаивает и оставляет все как есть.
– Тогда хотя бы пуговицы. – Она осматривает мою грудь и резко высвобождает пару верхних пуговиц из петель.
– Прекрасно. – Хлопает меня по бедру. – Отлично выглядишь. А теперь иди вон к тому мужику. И сиськи вперед – чаевые обеспечены.
Вот это манеры… А я ведь даже не знаю ее имя.
– Ты, блин, серьезно? – Все, что я могу – это взмахивать ресницами.
– Абсолютно, малышка. И в следующий раз сделай макияж поярче.
Называется, пришла выпить. Что за черт?
В диком стрессе, дерганьях, поправлениях вечно задирающейся блузки и без капли алкоголя во рту я кое‑как «дорабатываю» до трех утра, утоляя жажду клиентов. Спасибо моему опыту в обслуживании выездных мероприятий и скудным навыкам в смешивании виски с колой. Я даже не заметила, как влилась в процесс. Как не заметила и завершения своего дня рождения. Оно и к лучшему.
К четырем люди рассасываются. Музыка утихает и меняется на легкий эмбиент, что теперь абсолютно не вписывается в стилистику бара. Но я приятно удивлена. У меня даже получается слегка расслабиться и выдохнуть. Край левого глаза уже подыскивает бутылку, с которой я смогу слить себе хотя бы стопку за свое здоровье. Но хриплый голос мужчины возвращает меня в реальность.
– Повторить, – кряхтит он, уткнувшись локтями в барную стойку и подперев руками голову. Темная челка, наверняка ранее зачесанная кверху, достает до носа, и он даже не пытается ее поправить.
Первое, на что я обращаю внимание – его кисти и пальцы, расписанные множеством черных символов, которые уходят под манжеты серого пуловера. Он не поднимает головы, лишь стучит пальцами по барной стойке и отшвыривает мне рокс[1].
– Виски? – уточняю я.
– Ты не запомнила мой заказ? – Мужчина все так же не поднимает головы, но вздымает брови. Видимо, возмущенно. Или удивленно. Не разобрать.
– Вас здесь миллион, а я одна. Сложно напомнить? – Забираю его рокс, но он перехватывает мою руку и наконец поднимает на меня глаза. Черные, как узоры на его руках. Пустые, как этот самый стакан. И абсолютно пьяные.
– Dalmore. Еще пятьдесят. А потом еще пятьдесят. – Глаза черны настолько, что в них отблескивает приглушенный свет ламп. И горечь. Цвета забытого на кухне чая. Я знаю, потому что такой «чай» ежедневно настаивается и в моей душе.
Он выпускает мое запястье и почесывает аккуратную бороду, затем растирает ладонями лицо, тяжело вздыхает и снова подпирает лоб руками, уткнувшись взглядом в барную стойку.
– Пожалуй, тебе уже хватит. – Мои тараканы сегодня не отпраздновали день рождения, так отпразднуют день храбрости.
– Что? – Он снова совершает над собой явное усилие и смотрит на меня. – Ты сделала слишком много ошибок во фразе «секунду, сэр».
– Нет. Тебе уже действительно хватит. – В подтверждение своих слов я складываю руки на груди, демонстрируя полную уверенность.
– Кто. Ты. На хрен. Такая? – отчеканивает он каждую букву, стискивая зубы. – Я сказал «еще» – значит, ты льешь еще. И не задаешь лишних вопросов. – Взгляд цвета бездны сверлит меня из‑под массивных бровей, но сегодня он точно не на ту напал.
[1] Рокс – низкий и широкий стакан с толстым днищем, в который обычно наливают виски со льдом.
