Фейри-убийца
– Когда я вижу сны, они всегда о смерти моей матери. То есть о смерти моих родителей. Это было и убийство, и самоубийство. Отец убил мать, а потом покончил с собой. Я была в соседней комнате, когда это случилось, и храбро пряталась под кроватью. Я ничего не сделала, чтобы помочь. Даже не позвонила в полицию. – По моей щеке скатилась слеза. – В моих ночных кошмарах всегда появляется кто‑то, кто обвиняет меня. И, знаешь, насчет страха…
Тут мысли спутались, и я замолчала. Я не могла признаться, что страх был для меня наркотиком даже тогда, когда убили мою мать. Это чересчур даже для Габриэля.
– Сколько тебе было? – тихо спросил он.
– Тринадцать.
Габриэль вытер слезу с моей щеки.
– Ты была еще ребенком.
– Если б я просто подошла к телефону и сняла трубку… Или зашла в комнату…
– Тебе было тринадцать, – повторил Габриэль. – Ты была всего лишь девочкой.
Я шмыгнула носом:
– Да.
Габриэль не понимал. Я могла остановить это. Я знала, что могла. Отец всегда питал ко мне слабость, даже под конец жизни, когда стал неадекватом. А я просто забилась под кровать и позволила этому случиться…
И всё же присутствие Габриэля действовало успокаивающе: мне стало легче. Он сидел так близко, что я могла рассмотреть щетину на его подбородке, и от него потрясающе пахло. Его печальные глаза влекли меня. Что он сделает, если я заберусь к нему на колени, начну целовать и почувствую, как под рукой бьется его сердце?
– Это адский кошмар, Кассандра.
– В конце я всегда вижу маму мертвой. И всегда слышу ее предсмертный хрип.
– В моих снах я действую быстро и спасаю ее. – Габриэль взглянул в окно. – Кошмар начинается, когда я просыпаюсь.
Глава 7
Утром я стояла в ванной перед раковиной и чистила зубы. На мне были повседневные черные джинсы и небесно‑голубая футболка. Молочный утренний свет, отражаясь от зеркала, струился на розовые волосы.
И все же что‑то не давало мне покоя. Волосы на затылке встали дыбом. Я сплюнула в раковину и сполоснула щетку, снова посмотрелась в зеркало и поняла, что же здесь не так.
Я не чувствовала отражения.
Пока я искала отражение, пытаясь соединиться с ним, меня охватило беспокойство. Ничего… Что случилось с моей магией?
Я бросилась в спальню, где на стене висело зеркало в полный рост. И легко почувствовала его отражение.
Что ж, значит, что‑то не так именно с зеркалом в ванной. Я вернулась к нему. На этот раз, к своему облегчению, все прошло гладко. Наверное, магический сбой. Я взяла косметичку и нанесла на кожу тонированный увлажняющий крем и поверх него немного глянцевых румян. Но, пока стояла перед зеркалом, связь с отражением опять исчезла.
Нахмурившись, я потрогала стекло, пытаясь понять, в чем дело. И ужаснулась: во время прикосновения в кончиках пальцев запульсировала боль. Я быстро отдернула руку, уставившись в зеркало.
Отражение задрожало, но это сделала не я.
На моих глазах зеркало потемнело, начиная с верхнего левого угла и дальше по всей поверхности, как растекающиеся чернила. В нем отразилась другая – темная – комната: голые стены, почти никакого света. Когда центр другого отражения замерцал и стал различимым, у меня перехватило дыхание.
В тускло освещенной комнате сидела Скарлетт, привязанная к стулу, руки заведены за спину, рот заткнут тряпкой. На лбу – алая рана, под глазом – фиолетовый синяк. Блузка испачкана чем‑то малиновым. Я потянулась к отражению, но оно не слушалось: я не управляла им. И не могла в него прыгнуть.
Ярость пронзила меня насквозь, до самых костей; я чувствовала жгучее желание причинить боль тому, кто это сделал.
Изображение исчезло так же быстро, как и появилось. Секунду я смотрела на свое искаженное ужасом лицо, пока в верхней части зеркала не появились темно‑бордовые пятна, постепенно складывающиеся в буквы. Написанные кровью слова пятнали зеркало – теперь они появлялись быстрее, размазанные и толстые, словно их выводили пальцем. На стекле проступило целое послание.
Люси Локет, растеряша, потеряла свой кармашек,
Старый добрый Грендель мимо шел и тотчас его нашел.
Винчестерские Гусыни его сохранили,
Ленточкой перевили.
В час дня в доках Ширнесса[1]
Дорогая Люси появиться должна.
А если вовремя не прибежит,
То Скарлетт заживо сгорит.
От этого послания ужас сжал мое сердце костлявыми пальцами, и я изо всех сил попыталась снова найти Скарлетт, слившись с отражением. Тщетно.
Через секунду сквозь зеркало на шкафчик возле раковины выскользнул маленький кусок пергамента. Я затаила дыхание в ожидании чего‑нибудь еще. Снова ощутила связь с отражением и попыталась найти Скарлетт, но ничего не вышло. Кто бы ни похитил ее, он владел магией отражения – это ясно.
Я схватила пергамент. Одна сторона была чистой, а другая – исписанной. Я положила его обратно на раковину, не зная, что с ним делать.
Два слова – заживо сгорит – кровавыми струйками стекали по зеркалу. Я подавила дрожь. Хотелось кричать, разбить зеркало вдребезги. Хотелось броситься прочь из квартиры, найти подругу, прикончить ее похитителя, но я не представляла, с чего начать. Как понимать этот стишок?
Я вцепилась в край раковины, заставляя себя выровнять дыхание, пока не смогла мыслить трезво. Похититель наблюдал за мной через зеркало. Вот почему я не чувствовала отражения – им кто‑то управляет. Он знал, кто я, хотя мог и не знать, где я. Чтобы найти того, кто владеет магией отражения, нужно лишь представить его образ.
[1] Ширнесс – город в северной части графства Кент в Великобритании.