Гиблое дело

Джет закрыл за собой чердачную дверь. Пространство на узкой лестничной площадке внезапно сжалось, желтый круг света сделался слишком интимным. Да, Джет оказывал все такое же влияние на пространство: оно как будто сжималось вокруг него.

Дело было не только в его физических размерах; он излучал энергию, которая казалась слишком мощной для ограниченного пространства. Его стихией была дикая природа, и именно поэтому он отказался следовать за ней в Лос‑Анджелес. Сказал, что город убьет его дух, кем бы он ни стал.

Оглядываясь в прошлое, Мьюринн понимала: он был прав. Многолюдный город с его толпами был тесен для такого вольнолюбивого дикаря, как Джет. Он появился на свет для того, чтобы странствовать на своем самолете по таким местам, как Аляска и тундра. Вот почему такие люди, как он, и жили к северу от шестидесятой параллели.

Лос‑Анджелес был бы для него каменной тюрьмой.

Но в то время этот город означал для нее свободу и приключения – пропуск в яркий новый мир.

Тем не менее Джет на некоторое время покинул родной город. Уехал в Лас‑Вегас. Где и женился. И это жгло огнем.

А также делало его лицемером.

Он заглянул ей в глаза, и на его лице промелькнуло желание.

– Джет… – тихо сказала она.

Он сглотнул. Напряжение между ними нарастало.

– Накинь на себя что‑нибудь потеплее, Мьюринн, – резко сказал он. – Я позвоню в полицию. Затем подключу электроэнергию и останусь здесь с тобой, пока не прибудет кто‑нибудь из участка.

Она судорожно выдохнула и кивнула.

– Спасибо тебе!

Он еще мгновение выдержал ее взгляд, а затем, не говоря ни слова, спустился по лестнице.

Стоя в дверном проеме, Джет молча наблюдал, как Мьюринн возится на просторной деревенской кухне Гаса. Она натянула поверх белой ночной рубашки один из объемных свитеров деда и заколола непокорные медные кудри заколкой. Джет ощутил облегчение: тот, другой ее вид сводил его с ума… Или вел прямиком к погибели. Что в случае с Мьюринн О’Доннелл было одним и тем же.

Черт, какой обжигающий огонь, какое пламя разлилось по его телу, когда он увидел, как она, стоя на четвереньках в одной только хлопчатобумажной ночной рубашке, собирает разбросанные по полу бумаги Гаса! Было в ее беременности нечто такое, что сводило его с ума. И погружало в глубокую печаль.

Причиняло боль.

Мьюринн всегда обладала огромной властью над ним, о чем сама даже не догадывалась. И вот теперь в просторном свитере Гаса она выглядела такой маленькой, такой уязвимой! Джет не был уверен, на пользу ли этот вид его здоровью. В нем тотчас пробудились защитные инстинкты – чувства, которые он не хотел испытывать к ней. Это было настоящее потрясение – видеть ее здесь снова без всякого предупреждения. Ему нужно разобраться, что это может означать для его семьи. Для его сына.

Для него самого.

– Эй, – сказала она с мягкой улыбкой, поймав на себе его взгляд.

Его кровь заструилась по жилам быстрее.

Он вошел в кухню, но демонстративно остался по другую сторону массивного деревянного стола.

Мьюринн налила ему чаю из все еще испускавшего пар пузатого медного чайника, который вернула на газовую плиту. Избегая смотреть ей в глаза, Джет сел за стол и принял от нее кружку. Она заварила ему именно такой чай, как он любил: крепкий и сладкий. То, что она это помнила, поразило Джета до глубины души. Впрочем, какое это имеет значение? Увы, имело, и немалое!

В Мьюринн имело значение буквально все.

И вот сейчас он боролся со своими страстями, пытаясь не замечать ее беременность, пытаясь быть джентльменом и не задавать вопросов, но отчаянно желая узнать, кто отец будущего ребенка и где он находится. Почему она здесь одна.

Тот факт, что Мьюринн ждет ребенка, пронзил его подобно кинжалу. Джет тяжело вздохнул. К черту притворную вежливость! Они всегда были выше этого. Как вообще быть вежливым, обсуждая то, что произошло между ними? Никакая светская беседа не поможет преодолеть эту пропасть. И Джет выбрал прямолинейный подход.

– Ты ни разу не навестила Гаса, – тихо сказал он. – Не приехала даже на его похороны. Так почему ты здесь сейчас?

Пару секунд она пристально смотрела на него проницательными кошачьими глазами.

– Я приехала, чтобы возглавить издательство «Сэйв‑Харбор», Джет. Вместе с этим домом Гас завещал мне свою фирму.

Джет буквально кожей почувствовал, что побледнел.

– Ты намерена остаться?

Ее лицо на миг исказила боль.

– Может быть. – Она глубоко вздохнула и уперлась руками о спинку стула. – В завещании сказано, что я имею право продать бизнес, но только через год. Это означает, что я или сама буду управлять им в течение двенадцати месяцев, или найму кого‑нибудь.

– То есть ты здесь, чтобы кого‑то нанять?

– Нет. Я здесь, чтобы управлять им сама.

– Всего один год?

– Послушай, Джет! Я не хочу тебе мешать, понимаешь? Не собираюсь вторгаться в твою жизнь. – Она замешкалась. – Я… я видела тебя утром на паромной пристани вместе с сыном… – Она вновь заколебалась, словно не веря, что сможет произнести следующие слова: – И с женой.

На губе Джета выступила испарина. Он совершил ошибку, начав этот разговор. Поставив кружку, он резко встал и прошествовал в коридор.

– Я подожду детектива Гейджа снаружи.

– Джет! – окликнула она его.

Он уже взялся за дверную ручку, но остановился.

– Как его зовут? Твоего сына?

Его охватило странное чувство, дикое и необузданное. Какая‑то его часть отказывалась называть ей имя – отказывалась делиться с ней даже малой частью информации о его дорогом мальчике.

– Трой, – тихо произнес Джек, все еще глядя на дверь. – Его зовут Трой Ратледж.

Она пару мгновений молчала.

– Трой. Так звали моего отца.

– Твой отец был хорошим человеком, Мьюринн. Я был горд назвать сына в его честь.

– Я… просто это меня удивляет.

Он повернулся.

– Почему?