Горизонт, которого нет. Темная тайна Черного моря. Книга 1
Один из таких способов он сам и выработал. Брошенное оскорбление он либо игнорировал, либо спускал на тормоза, оттого у дворянского сословия и было к нему несерьезное отношение. Дескать, боится рискнуть жизнью, чтобы отстоять свою честь, что естественно для крестьян. Негодяя за свою обиду Владимир наказывал, подстерегая в укромном месте. Бил от души, не до криков «Ай! Ребра‑ребра!», а пока обидчик стоять и говорить не сможет. Изнеженная элита толком драться не умела, так что за дерзость получали сполна. В особенности смешно выходили такие случаи на светских раутах, когда в уборную уходил «целый» обидчик, а обратно выползало хорошенько «отбитое мясо», и никто ничего не видел. Оттого Владимира побаивались и если сквернословили, то только за спиной, боясь попросту потерять зубы и здоровье. Засады от наемников также терпели крах. Владимир мог запросто обезоружить и избить пятерых.
Стоит, правда, сказать, что была пара известных случаев, когда Владимир всё же принял вызовы стреляться на дуэли. Так не стало барона Де‑Вагнера и князя Печушкина. Первый умудрился прилюдно сравнить Владимира с сыном шлюхи и личной шавкой Императора, имея ввиду, что тот вышел из крестьян Императору благодаря. Второй просто был редким мерзавцем и часто подначивал его на дуэль из‑за личной неприязни. Печушкин был брюзгой и задирой, рангом повыше Владимира, но получившим его по наследству. Потому, любые инициативы Владимира его возмущали, как нарушающие исконные устои и возвышающие простолюдина. Владимир стрелял быстрее, зная о задержке оружия при выстреле, и, когда секундант говорил «три», на первые две буквы слова курок был уже спущен, а на последнюю противник уже падал замертво, не успев выстрелить.
После окончания службы, за неоднократные победы, Император отдал Владимиру в распоряжение несколько земель. Кроме того, около трёхсот крепостных душ для работы. Не самых хороших, конечно, но «дареному коню в зубы не смотрят» счел Владимир, и возражать не стал.
Изрядно уставшему и постаревшему от битв, как на поле брани, так и в кулуарах власти, Владимиру было уже за тридцать пять (обычно до этого возраста доживали не многие). И теперь предстояло вернуться к тому, от чего он ушёл давно, правда, в другой роли. В роли главы. В крестьянах он по‑прежнему видел несчастных людей, которых обделила судьба. А приличное жалование за военную службу позволяло Владимиру думать, что все в его силах. Потому он спешно откланялся и поехал осмотреть владения.
И вот, только стоя на своей земле, убедился Владимир в «щедрости» Императора. Дарёный им «конь» требовал неимоверных сил и вложений. Земля к юго‑востоку от Юзовки в полях оказалась обедненная, каменистая, а в лесах, довольно обширных, – заболоченная. Неподалеку были горы, потому на часть земель часто нападала засуха, а другие же, напротив, заливали дожди. С гор случались оползни.
Триста крепостных, что были отданы к землям в придачу, состояли из доходяг, женщин, детей, стариков. Едва ли на сотню набиралось более‑менее крепких молодых мужей. Ни бойцов дружинных, ни ремесленников, ни кузнецов. Будто с глухой деревни или с полей соседней области согнали всех неугодных к работе, заставили построить землянки, да и подарили Орлову.
Могли ли эти проблемы остановить Владимира? Едва ли!
За пять лет усердной работы вместе с несколькими однополчанами, пришедшими на помощь, и крепостными крестьянами, Владимир сумел распахать и обогатить земли, отстроить деревни, возвести храм и даже проложить дороги, что очень помогло наладить промысел и ремесла. Крестьян он уважал, как тех же солдат, считая их тяжкий труд мирной войной за жизнь и благополучие. И работавшие на Владимира люди видели его отношение. Пусть ещё не все жили сыто, но крестьянам уже было с чем сравнить – и это была лучшая их доля. Предыдущие помещики разорили крестьян, деревни почти вымерли от болезней и голода, развитию промыслов мешали набеги разбойников, и уж тем более не было помыслов у господ о благоустроении и разделе урожая с холопами.
Владимир же с ходу оценил положение дел, и наперво созвал дружину, самолично занявшись её обучением. Обязал иметь в каждой деревне, как минимум по одному лекарю, потратив на это солидные суммы из своих сбережений, и заняв у тех, с кем успел сдружиться. От этого в деревнях воцарился порядок и люди, наконец, перестали умирать от всего подряд. Следующим шагом стало создание Совета деревень. Первоначально Совет помогал Владимиру в решении споров, проблем, вопросов, в подсчетах по уплате налогов, подготовке запасов, а позже взял на себя и функции суда.
Часть лесов пришлось вырубить под угодья, дома и на продажу. Этот, очень тяжелый для всех, период в итоге дал возможность расплатиться с долгами и даже обернулся небольшой прибылью.
Особо Владимир выделял образование, традиции и духовность. Умные мужчины потенциально выходили в его коммуне на первый план. Отличившихся он даже лично освобождал от крепостной ноши и отправлял учиться, если позволяли возможности и средства. Благодаря этому у народа появился стимул жить и надеется на светлое будущие.
Тем не менее, даже для самих крестьян было неслыханно, чтобы хозяин сам работал наравне с холопами. Владимир же специально обращал внимание на то, что делал и на принимаемые решения, чтобы народ видел громадную работу, которую он вел. Благодаря этому люди проникались к нему не только уважением, но и преданностью.
Сарафанное радио работало тогда не хуже, чем любое средство массовой информации в наше время. И, прознав о возможности лучшей жизни и удела, многие крестьяне из других поместий попросту сбегали на вотчину Владимира, порой бросая все пожитки. Иногда сбегали даже целыми поселками.
Это не могло быть не замечено. Ибо ярость соседствующих феодалов границ не ведала. Испорченные отношения с ними весьма дурно влияли на торговлю. Но, оставаясь дипломатичным, справедливым и осторожным в любых вопросах, а также сохраняя хладнокровие, Владимир всё же смог договориться.
Единственной проблемой, которую Владимиру решить за всю жизнь не удалось, было пьянство. Люди пили постоянно, и к сорока годам, если доживали, были уже крепкими пьяницами. Работали они не в полную силу, совершали много глупостей, частенько с пагубными последствиями. И как ни покажется странным, но чем спокойнее были времена, и чем лучше людям жилось, тем больше они начинали пить. Наказания и запреты не приносили заметных изменений. Не могло на это повлиять и духовенство, которое порой и само во главе с духовниками закладывало так, что просыпалось в компании местных «дам облегченной социальной ответственности». Только беды и катастрофы сплачивали людей, и заставляли отказаться от горячительного хотя бы на какое‑то время. Но сразу после похорон павших, которых унесла беда или катастрофа – все по новой возвращалось на круги своя. Владимир и сам выпивал малость, но либо не без повода, либо для лечения души и тела после слишком тяжелого трудового дня.
Намного хуже дела обстояли в личной жизни Владимира. Становление вотчины и дела быта отвлекали его от заведения семьи до тех пор, пока ропот приближенных не стал походить на оскорбления, а здоровье не начало потихоньку его подводить. Пришлось найти невесту и жениться почти принудительно. Девушка была не особо знатного рода, вполне обыкновенная и робкая. Для ее семьи это было едва ли не манной небесной, так что никто даже слова сказать не посмел.