Холодно в небесах. Книга вторая. Роман-утопия

– Внушил прекрасному мальчику, что он вовсе не прекрасный, а наоборот. Мальчик вырос и стал действовать в соответствии с представлениями о себе: я тиран, мне все можно и любить меня не обязательно, да и не за что. Со временем он забыл, какой он на самом деле, но ты его открываешь, Нина. В этом твое предназначение. Только ты можешь освободить его сознание из темницы, в которую упрятал его Зигфрид. И ты это практически сделала, но не хватило времени, чтобы он прозрел окончательно. Вы недолго были рядом.

– Не терзай меня, бабушка, – со слезами на глазах проговорила Нина.

– Не плачь, детка. Жизнь непредсказуема и полна неожиданностей. Все еще может наладиться. Лучше расскажи, Фим, что ты узнал о планах моего сына.

– Он хочет завладеть какими‑то технологиями в Небесах. Любой ценой, даже если придется начать войну. Он выжидает результатов плебисцита, но ему осталось недолго – все станет ясно к исходу четвертого дня. Сейчас в Небесах уже утро четверга, у них тоже четыре дня на то, чтобы принять оборонительные меры. Если это возможно, конечно.

– Господи, – воскликнула Нина. – Надо что‑то делать! Почему я сижу сложа руки, когда Небесам грозит опасность? Бабушка, он же твой сын, проникни в его разум, призови к совести!

– У него нет совести, детка, – печально заявила Ким. – И я не могу не то что проникнуть в его сознание, но даже приблизиться к нему.

– Почему? – удивилась Нина. – Со мной же ты видишься.

– Он сикофант, – горько сказала Ким.

– Кто? – не поняла Нина.

– Предатель рода, – с ужасом проговорил Фим. – Он убил тебя, Ким…

– Убил? – не веря тому, что слышит, испуганно переспросила Нина. – Это правда, бабушка?

– К несчастью, да, – с трудом проговорила Ким. – Я родила слабое существо, а потом, сама того не желая, превратила в чудовище, усилив его пагубные наклонности.

– Как? – Нине казалось, что все происходящее – дурной сон, что Зиги, конечно, странный, но все‑таки родной человек, возможно, больной на голову, но не убийца. Хотя Била убил именно он. И всех, кого он назвал выродками, казнили по его вине. Получается, он, действительно, чудовище.

– Однажды я призналась Грегору Лоу, что у Зигфрида нет родовых сил, что он фрик, а он это услышал и не смог пережить. Видишь ли, детка, чем меньше у амбициозного человека способностей, тем сильнее его стремление доказать всем и себе, в первую очередь, что он лучше остальных. У Зигфрида стремление к неограниченной власти в тот день стало маниакальным и превратилось в желание отомстить роду за допущенную по отношению к нему несправедливость.

– И он убил тебя? – ужаснулась Нина.

– В тот же день. Задушил, пока я спала. И мать твою убил бы сразу, если бы она не отказалась добровольно от своего дара и не надела блокаторы. Ну, браслеты, как бишь, их там.

– Поверить не могу, – проговорила Нина. – Что нам делать?

– Спасать мир, – усмехнулась Ким. – В конце концов, в этом наше предназначение: женщины Бер охраняют человечество, а мужчины Бер пытаются его погубить. Мы принадлежим к одному роду, но несем в себе противоположные энергии, благодаря чему соблюдается баланс. Тебе дано слишком много сил, детка.

– Это плохо? – насторожилась Нина.

– Время покажет. И ты тоже причастна к тому, что происходит и что предстоит. Неосознанно, конечно, но твое соединение с Вэлом породило большой перевес сил в нашу сторону, и Зигфрид совершенно закономерно отреагировал на это концентрацией противоположной энергии в себе. Баланс восстановился, когда Зигфрид объединился с Паччоли – они вместе удерживают равновесие против вас с Вэлом.

Нина замерла. До нее начал доходить смысл ранее непонятных событий, и ей стало жутко.

– Поэтому он увез меня.

– Да. И как бы тяжело вам двоим ни было, не могу не признать, что для всех остальных это выиграло время. На расстоянии ваша сила слабеет, и Зигфрид это знает. Пока он уверен, что сознание Вэла им контролируется и ты не можешь в него проникнуть, есть шанс, что до войны не дойдет. Но как только он поймет, что Вэл освободился от его конфабуляции и ваши ментальные пространства объединились, миру будет угрожать большая опасность. Мне жаль вас, детка.

– Бабушка, мы совсем себе не принадлежим? – срывающимся голосом спросила Нина.

Ким ничего не ответила.

– Я в это не верю. Будущее принадлежит тем, кто ради него действует. Они же не овцы на заклании истории, – возмутился Фим.

– В некоторой степени это так, – с горечью призналась Ким. – Слишком много фатальностей проявилось в ваших картах судьбы, детка. Особенно в судьбе Вэла.

– Но должен же быть способ со всем этим справиться! – взорвалась Нина и быстро заходила по комнате. – Я тоже не верю ни в какие фатальности! У нас есть сила, много сил, ты же сама сказала. Мы должны победить!

– Чем сильнее становитесь вы, тем агрессивнее будут вести себя они. Запомни это! – Ким предупредительно простерла вверх руку с выпрямленным указательным пальцем.

– Тогда в чем смысл? Ты говоришь, что женщины Бер охраняют человечество, а сама не даешь мне ни единого шанса это сделать?

– Ты это сделаешь, в этом я не сомневаюсь, – сказала Ким голосом, полным сожаления и сочувствия. – Вопрос лишь в цене, которую вы заплатите…

 

Нина с ужасом смотрела в пустоту окна. Стекла, черные от видневшегося сквозь них неба, отражали мрак надвигающейся бури. Вчерашний день показался ей днем беззаботного детства, в котором было будущее, полное надежд и интересных событий. Жизнь разделилась на до этой минуты и начиная с нее.

– Я хочу к нему, – решительно сказала Нина. – Готовьтесь. Оба. Мы отправляемся в Небеса.

 

За тринадцать часов до…

Вэл больше не чувствовал сломанных пальцев ноги. Физическая боль перестала быть источником беспокойства, полностью отдав эту роль сознанию. Поднявшись по лестнице и войдя в кабинет, он отставил трость в сторону и совершенно непринужденно прошел в большой зал библиотеки, где Кронс, сенатор Мэнси и Кербер уже ждали его. Они поднялись, как только он вошел в дверь, и их лица приняли одинаковое выражение. Вэл с каждым перебросился взглядом, и этого оказалось достаточно, чтобы он смог понять, о чем они думают в этот момент. Их мысли удивили его своей неограниченной лояльностью и полным принятием его как властителя и как человека. В их взглядах была намешана преданность, любовь и забота. Вэл никогда прежде не видел людей так ясно, как теперь, и то, что он видел, не отвечало его обычной картине мира, в которой он привык быть тем, кого боятся, ненавидят или, в лучшем случае, терпят.