Хорошая девочка должна умереть

Пиппа не слышала, что он сказал дальше: в небе мелькнул темный силуэт, отбросивший на дорожку крылатую тень. Птица спикировала вниз, приземлилась на сучковатые ноги и начала клевать хлеб.

– Не то, – вздохнула она. Это был не голубь. – Тупая сорока, – прошипела Пиппа, глядя, как та подбирает крошки.

– Одна сорока – к печали, – вспомнил Рави детский стишок.

– Уж печали‑то в Литтл‑Килтоне предостаточно, – отозвалась Пиппа, когда птица взяла третий кусочек хлеба. – Эй! – внезапно, сама того не ожидая, крикнула она и принялась стучать в окно. – Эй, уходи! Ты все испортишь!

Руки замолотили по стеклу с такой силой, что оно задрожало.

– Уходи!

Сорока подпрыгнула и улетела.

– Эй, эй, эй! – вмешался Рави, ловя ее руки. – Эй! – повторил он.

Говорил он резко, качая головой; крепко сжимал ей ладони, но большим пальцем мягко гладил по запястью.

– Рави, мне за тобой не видно окна, – укорила Пиппа, вытягивая шею.

– Тебе не надо туда смотреть. – Он приподнял ей подбородок, заставляя повернуть голову. – Пожалуйста, послушай. – Он вздохнул. – Не надо так делать, это вредно. Правда.

– Я просто пытаюсь…

– Я знаю, что ты пытаешься. Я понял.

– Он не поверил, – тихо промолвила она. – Хокинс мне не поверил. Никто не верит.

Даже она сама порой испытывала сомнения, особенно после вчерашнего сна, потому что задумалась, уж не ее ли рук это дело?

– Неправда. – Рави еще крепче стиснул ее ладони. – Я тебе верю. Я всегда буду тебе верить, что бы ни случилось. Ясно?

Он держал ее взгляд, и это было хорошо, потому что веки вдруг намокли и отяжелели. Сама Пиппа не удержала бы глаза открытыми.

– Я с тобой, чудо мое. Мы команда: Пиппа и Рави. Кто‑то подкидывает тебе птиц и рисует человечков, не надо ничего доказывать. Верь себе.

Пиппа пожала плечами.

– А Хокинс, честно говоря, идиот, – с легкой усмешкой добавил Рави. – Если он до сих пор не понял, что ты всегда права, то уже никогда этого не поймет.

– Никогда… – эхом повторила Пиппа.

– Все будет хорошо, – заверил Рави, рисуя линии между костяшками ее пальцев. – Все будет хорошо, честное слово. – Он замолчал, долго глядя ей в глаза, под которыми проступили темные круги. – Ты спала ночью?

– Да, – соврала Пиппа.

– Ясно. – Он хлопнул в ладоши. – Пора вывести тебя из дома. Ну же, вставай. Собирайся.

– Зачем? – спросила она, падая спиной на кровать, когда Рави встал.

– Пойдем прогуляемся. «О, какая фантастическая идея, Рави, ты такой умный и красивый». Да, Пиппа, я и сам знаю, не говори так громко, твой папа услышит.

Она швырнула в него подушкой.

– Вставай!

Рави ухватил ее за лодыжку и потащил с кровати, громко засмеявшись, когда Пиппа вместе с одеялом соскользнула на пол.

– Давай, чемпионка, надевай кроссовки. Можешь побегать вокруг меня, если так хочется.

– Обязательно, – съязвила Пиппа, натягивая на ноги валявшиеся рядом носки.

– О‑о‑о, сражен в самое сердце, сержант. – Рави выразительно хлопнул ее по спине, когда Пиппа встала. – Идем.

У Рави получилось. Как всегда. Пиппа начисто позабыла и про письма, и про мертвых птиц, и про рисунки, и про детектива Хокинса, когда спускалась по лестнице. Отчим задержал их у дверей, спрашивая, куда подевалась вся ветчина. Потом они шли по дорожке, и Рави обнимал ее за талию, подталкивая в сторону леса. Ни голубей, ни мела, ни шести выстрелов, замаскированных под биение сердца. Только Рави и Пиппа. Никаких мыслей, кроме самых глупых. Никаких мрачных размышлений. Рави стал стеной в ее голове, сдерживая темный натиск.

Он интересовался, когда лучше навестить ее в Кембридже. Может, в первые выходные? Спрашивал, сильно ли она волнуется из‑за учебы, все ли учебники успела купить.

На извилистой лесной тропинке Рави вспоминал их первую совместную прогулку, рассказывая о том, какое впечатление произвела на него Пиппа, когда делилась своими гипотезами по делу Энди. Пиппа хохотала. Рави помнил практически каждое слово. В тот день с ними был Барни, он мелькал золотой тенью среди деревьев, подталкивал их друг к другу, вилял хвостом, когда Рави дразнил его палкой. Если подумать, наверное, в тот момент все и произошло. Она почувствовала напряжение в животе, пьянящую пелену перед глазами, волнующее покалывание под кожей… В то время Пиппа не осознавала, что происходит, не знала, что с ней творится, но в глубине души уже поняла, что обязательно в него влюбится. Прямо тогда. В самый разгар разговора про погибшего брата Рави и убитую девушку.

Все так или иначе сводилось к смерти.

И вот, пожалуйста, Пиппа опять все испортила.

Она встрепенулась: сквозь подлесок к ним здесь и сейчас с громким лаем бежала собака. Пес подпрыгнул, царапая когтями ей колени. Бигль.

– О, только не это, – простонала Пиппа, мимоходом погладив собаку.

Из глубины леса донеслись шаги и два знакомых голоса. Из‑за деревьев вышли незваные гости.

Энт и Лорен, рука об руку. Они вытаращили глаза, увидев, кто перед ними.

Лорен кашлянула в кулак, пытаясь скрыть изумление.

– Руфус! – крикнула она, и ее громкий голос заметался между деревьями. – Руфус, ко мне! Отойди от нее!

Пес повернулся и наклонил голову.

– Лорен, я не трону твою собаку, – негромко сказала Пиппа.

– Кто тебя знает, – мрачно отозвался Энт, засовывая руки в карманы.

– Ой, ладно вам, – фыркнула Пиппа.

Очень хотелось снова погладить Руфуса, чтобы позлить Лорен. Ну же, давай!

Лорен, словно прочитав ее мысли, подозвала пса. Тот побежал к ней, перебирая кривыми лапками.

– Нельзя! – Лорен постучала собаке по носу. – Нельзя подходить к чужим!

– Глупости, – усмехнулась Пиппа, обменявшись с Рави взглядами.

– Что? – рявкнул Энт, выпрямляясь во весь рост.

Зря, потому что Пиппа все равно была выше ростом и запросто могла его побить. Один раз у нее уже получилось, а с тех пор она стала еще сильнее.

– Я сказала, что твоя девушка говорит глупости. Мне в третий раз повторить?