Идеальное совпадение

– Вы ценитель искусства?

– Так вот чем это должно быть? – спросила я и повернулась к человеку, задавшему вопрос низким, плавным голосом. Когда я оглянулась через плечо, чтобы приправить шутку улыбкой, она резко померкла при виде Винса Танева.

Не нужно даже немного интересоваться хоккеем, чтобы узнать нашего великолепного новобранца, который стремительно завоевывал город, заняв место на всех первых полосах в предсезонном периоде. Вскоре он привлек всеобщее внимание своими голами и передачами. И это внимание удерживал на себе яркими похождениями вне льда, историями о том, как вваливался к себе домой с тремя девушками под руку. Еще он случайно оказывался в популярных магазинах и ресторанах, тусовался с фанатами так, словно был обычным человеком.

Вообще‑то он и был обычным человеком, напомнила я себе и стерла с лица улыбку.

Я знала Винса не только по всем этим причинам, но и потому что он часто появлялся в местных новостях в качестве общественного героя. Но я‑то знала, что подобные мероприятия – всего лишь показуха и пиар, а Винс был слишком рад делать вид, словно ему есть дело до всего этого, но ровно до тех пор, пока его не переставали фотографировать.

Винс Кул.

Тампа наградила его ласковым прозвищем, вдохновившись Джо Кулом, другой ипостасью Снупи, а остальные американцы быстренько подхватили. Винс был сексуальным, молодым, самоуверенным и, что хуже всего, тем самым игроком, который с легкостью мог очаровать любого.

Потому что с каждой долбаной игрой он становился все лучше и лучше.

Мне не пришлось слишком долго изучать его взглядом, чтобы заметить, что его обычно непослушные волосы сегодня были укрощены и лежали гладкими волнами, которые подчеркивали его привлекательное лицо. Этим скулам поэты могли бы посвятить работы всей своей жизни. Вкупе с густыми ресницами и губами, которые всегда были немножко выпячены, как у богатенького мальчишки, Винса невозможно не считать очаровательным. Те, кого привлекало что‑то мужественное, особенно сходили с ума от небольшого шрама над правой бровью, что придавал его красивому лицу достаточно резкости, чтобы девушки задавались вопросом, свяжет ли их Винс в кровати.

Он был непоколебимым и резким – мужчиной, который источал силу, не произнося ни единого слова.

Его пухлые губы немного изогнулись под моим пристальным взглядом – особенно когда я перевела взор на белую шею, которую оголяли две небрежно расстегнутые верхние пуговицы рубашки. Ни одна шея не имела права быть такой сексуальной.

Наконец наши взгляды встретились, и чем дольше мы смотрели друг на друга, тем сильнее пылал огонь в его карих глазах. Я не понимала, они золотые или скорее зеленые, потому что два этих цвета боролись друг с другом, когда уголки его губ приподнялись еще выше.

Моя улыбка померкла, и я отвернулась к вазе, а Винс встал рядом со мной в уверенной и расслабленной позе, засунув руки в карманы брюк.

И хотя мои каблуки были достаточно высокими, Винс все равно был как минимум на фут выше меня, потому я приосанилась и вздернула подбородок.

– Она довольно уродливая, – сказал Винс.

Я немного расслабилась – хотя бы в одном мы были согласны.

– И все же какой‑нибудь богатый придурок внесет возмутительную ставку и всю дорогу домой будет себя нахваливать.

– Почему ставка за уродливую вазу делает кого‑то придурком?

– Такие люди считают, что благотворительность – это разбрасывание унаследованных денег, – со смешком выпалила я. – А потом они лучше спят по ночам, чувствуя себя божьим даром всему человечеству.

Винс немного наклонил голову.

– Полагаю, лучше так, чем тратить деньги на алкоголь и проституток?

– О, уверена, этого им тоже вдоволь хватает.

– Многие благотворительные учреждения получают финансовую поддержку от подобных мероприятий.

– Ну конечно! – невольно прикрикнула я, легонько скрежетнув зубами. Ливия частенько была со мной сурова, как может вести себя только лучшая подруга, и говорила, что у меня есть склонность производить впечатление стервы на того, кто не очень хорошо меня знал, – особенно в разговорах о справедливости и благотворительности.

Но эта правда приводила в ярость. Любая женщина, которая не улыбалась, не смеялась и не кивала головой, считалась стервой.

Я носила это оскорбление с гордостью.

– А многие из присутствующих здесь жертвуют, возможно, одним процентом из заработанного за год, а потом хвастаются друзьям, как помогают обществу.

Винс повернулся ко мне, и тогда я, высоко подняв подбородок, встретилась с ним взглядом.

– Выходит, все, кто не посвящает жизнь и деньги активизму, просто отбросы человечества? Вы, должно быть, идеальный ангел – современная Мать Тереза.

– Во всяком случае, я не участвую в общественных мероприятиях ради пиар‑хода, – парировала я, скрестив на груди руки. Это привлекло внимание к камере, еще висящей у меня на шее, и Винс приподнял бровь.

– Верно. Вы просто освещаете эту пиар‑акцию и прикидываетесь, что выше ее.

– А, вы рассчитывали, что я упаду к вашим ногам и стану лебезить, насколько вы поразительны, как это делают почитающие вас папарацци? – выпятив нижнюю губу, спросила я. – Как это мило. Вперед. – Я подняла телефон и сделала вид, будто записываю. – Расскажите о вашей благотворительной работе, а я прикинусь, что вы занимаетесь этим, потому что хотите, а не потому что это хорошо отразится на репутации команды.

Когда Винс смотрел на меня, его карие глаза напоминали камень, а уголок губ приподнялся, словно он хотел улыбнуться. Но челюсти были сжаты, брови сведены к переносице, как будто я была противником, вышедшим на его лед.

– Похоже, вы меня раскусили.

– Подождите, идеальный снимок, – продолжила я, убрав телефон и взяв камеру. – Крутой новобранец «Тампы» и Самая уродливая ваза на свете.

В ответ уголки его губ и впрямь немного приподнялись, всего чуточку, и я почувствовала себя в высшей степени довольной, сделав снимок Винса, который стоял перед аукционным столом, по‑прежнему непринужденно засунув руки в карманы.

Когда я снова отпустила камеру, мы замолчали, разглядывая друг друга. На моем лице была такая же ухмылка, как у него. Во всяком случае, пока Винс не разорвал зрительный контакт и не обвел взглядом мое тело. Он даже не прикинулся пристыженным – просто оценивающе заглянул в глубокий вырез и еще выше изогнул бровь, заметив высокий разрез на платье, который приоткрывал мое верхнее бедро.

Шею обожгло румянцем под его взглядом, но этот огонь и вполовину не был таким горячим, как мой гнев. Я уже готова была накинуться на Винса, как вдруг сзади кто‑то взял меня под руку.

– Извини, – сказала Ливия. – Увязла, рассказывая страшные истории толпе, которую развлекал наш директор. О, вижу, ты познакомилась с Мальчишкой Танни.