Игрушки для хороших парней

– Не понимаешь? Почему? Потому что я думаю не так, как все? Знаешь, что? Я рад этому, я рад, что меня так воспитали. Я такой, какой есть. И мне сильно по хрену, что там обо мне думают, я привык играть в меньшинстве.

– Выступающий гвоздь всегда первым получает по шляпке, – напомнил Роделло и, перестраховываясь, на всякий случай занял оборонительную позицию.

– И что, это повод, вколачивать его до тех пор, пока он весь не вылезет по другую сторону доски? В людях вообще есть какое‑то невообразимое пристрастие к стандартам, к желанию всех уложить в одинаковые рамки, подогнать под одни лекала. Не замечал? И когда попадается кто‑то, кто от всех отличается, его готовы смести, запинать, забить – заставить согласиться с большинством любыми, самыми примитивными и варварскими способами, и принять как истину в последней инстанции, что именно оно, большинство, всегда и во всем право!

Эрик не собирался загонять его в окопы. Он понимал: этот разговор, этот эмоциональный всплеск – результат недовольства друг другом. Все, что накопилось за год, все что медленно закипало внутри, все, что огненно накалялось, наконец вырвалось наружу – как лава из вулкана. Адским фонтаном прямо из преисподней. И погнала лава вниз, по крутым склонам не только служебных отношений, все претензии, все недомолвки, все вынужденные уступки, все тяготы взаимного сосуществования в одном кабинете, в одной машине, в одном временном пространстве. Она обжигала и делала больно, обнажая непостижимую и порой неприемлемую сущность сидящего напротив человека, но боль эта одновременно и лечила, освобождая от груза взаимных упреков.

Лэсли почувствовал себя уязвленным и сиплым, придушенным от негодования голосом спросил:

– Значит, я – это большинство?.. Значит, я один из тех мудаков, кто всех подгоняет под стандарты?..

– Да хрен тебя разберешь! – рубанул с плеча напарник. – Ты слишком честный и слишком правильный. И в этом, как мне кажется, твоя главная проблема. Из‑за своей излишней честности ты забываешь о нашем праве не соблюдать законы.

Честный? Слишком честный? Роделло не знал, как воспринимать это заявление. То ли как оскорбление, то ли…

– Знаешь, что? – он решил, что церемонии излишни. – Я, может, и мудак, любящий стандарты… Может быть, я даже слишком, – он интонационно выделил это слово, – честный и правильный мудак. Но ты мудила еще покруче моего, раз не понимаешь, что я хочу спасти тебя, придурка, от тюряги!

– Спасти? – вопреки ожиданиям, сослуживец проигнорировал все оскорбления и только прищурился: – Никак не могу узнать тебя в гриме… Ты, спасатель, кто? Чип или Дейл?

– Ты псих, Купер, – с нехарактерной для него прямолинейностью отозвался Роделло и поставил тем самым категоричную точку. – Я подозревал это с первых дней нашего знакомства.

– И что это меняет?

Двигатель джипа негромко заурчал, и машина отъехала от тротуара. Пробовать переубедить Эрика Лэс больше не пытался – понял, что это бессмысленная затея, но этот разговор, который ни к чему не привел, заставил его по‑новому взглянуть на напарника. Что действительно скрывается за этими спокойствием и непредсказуемостью? Что таится за легкостью общения и остротой слова? А что вообще он знает о Купере? Он неохотно вынужден был признаться сам себе, что ничего, кроме самого очевидного. Очевидного? Или того, что по желанию Эрика он знает о нем? Лэс понимал, что у каждого человека есть свой маленький внутренний мир, и дверь в его собственный мир давно была раскрыта для напарника. Купер был в курсе всех его проблем, но сам наоборот редко что ему рассказывал и в свой внутренний мир пускал далеко не каждого. Роделло не был уверен, что у кого‑то вообще есть туда доступ. Разве что только у Глории, которую Эрик неожиданно подпустил ближе, чем кого‑либо.

Подпустил, но впустил ли?..

А что еще от него можно ожидать? Сегодня он нарушил закон и сотрудничает с… теми, с кем нельзя сотрудничать федеральному агенту. А завтра? До чего Купер в состоянии додуматься и дойти завтра или после завтра, Лэсли предпочел не думать. Однако осознал, что не только иногда не понимает его, но и просто боится. Это чувство было неприятным.

Иногда он недоумевал, как умудрился даже подружиться с Эриком – ведь у них не было никаких общих интересов, никаких обязательных точек соприкосновения! Роделло любил бейсбол – напарник жить не мог без хоккея. Лэсли предпочитал джаз – этот слушал рок. Роделло читал фантастику – Купер ее на дух не переносил. Лэс обожал посидеть на берегу озера с удочкой – Эрик был поклонником фотоохоты. Роделло после работы мог пропустить стаканчик‑другой в баре – этот вообще почти не пил. Даже пиво!

Лэсли еще в самом начале их совместной трудовой деятельности пытался как‑то предложить посидеть в баре – просто после работы, просто обыкновенный мужской треп про машины и девчонок, просто чтобы разобраться, что за парень достался тебе в напарники, – но визави отказался. «Абсолютно равнодушен к алкоголю. Да и бары не люблю». И пожал плечами.

После этого Лэс вообще начал сомневаться, что в напарники ему достался человек. Это ж не человек, это ж чудо какое‑то без перьев!

И тогда Энни, жена, предложила: «Пригласи его к нам на ужин. Он женат?.. Тогда пускай приходит с подругой».

Как не странно, но это действительно сработало. И Лэсли вдруг обнаружил, что напарник вполне себе хомо сапиенс, а не существо с другой планеты. И даже выпить он может. Правда, за вечер он приговорил всего лишь бокал вина, да еще и воды к нему попросил – сказал, что обычно вино пьет как древние греки: бокал вина на бокал воды.

После этого ужина Купер стал ему чуток ближе. Но вряд ли понятней. Зато Энни он понравился. «Он классный, – улыбнувшись, вынесла она вердикт. – Очень интересный». И Роделло внезапно ощутил укол ревности.

Правда, через минуту он уже почувствовал себя отмщенным, припомнив, что ему очень понравилась Глория.

Джип подкатил к его дому и остановился прямо напротив входных дверей. Лэс уже опустил ногу на асфальт, когда, глядя прямо перед собой на дорогу, признал:

– Система, говоришь?.. Я не знаю, радоваться этому или нет, но ты частью этой системы точно не являешься.

Захлопнув дверцу, он не оглядываясь пошел к дому.

 

VII

 

ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА Хай‑Корда располагалась ближе к окраине города и была окружена высоким каменным забором. В смысле психических заболеваний Хай‑Корд считался благополучным городом, поэтому в нем была всего одна больница для рядовых граждан. Имелась, правда, еще одна больница, но она была закрытого типа, и там содержались преступники.

Белое здание находилось в центре тенистого просторного парка, куда выводили на прогулки спокойных покладистых больных. Буйные пациенты чаще сидели в отведенных им комнатах‑камерах с забранными решетками окнами. За одними и за другими вели неусыпный надзор врачи, санитары и медсестры.

К железным воротам больницы подкатила машина «скорой помощи», и охранник, читавший газету, неохотно вылез из своей будки. Напялив кепку, он вразвалочку подошел к водителю.

– Привет, – поздоровался он. – Еще одного для ЦИ привезли?