Игрушки для хороших парней

Эрик бросал в озеро мелкие камешки, а Лэс, не выдержав пульсирующей где‑то внутри боли, плакал. В тот момент он не думал, что никто не будет об этом знать, кроме него самого и сидевшего рядом напарника. И не было тяжелого чувства стыда за слезы, а в голове не вертелся один из законов рыцарского кодекса – «Мужчина никогда не плачет». Ни перед кем другим он не позволил бы себе проявить слабость. Исключением из правил был человек, чье тепло он чувствовал сейчас. Лэс знал, что все то, что произошло, останется между ними, и больше ни единая живая душа не будет даже догадываться об этом. Слезы падали на сухой, еще не успевший остыть песок и навсегда исчезали, а вместе с ними притуплялась боль утраты.

Вернувшись в машину, Лэс допил то, что оставалось в бутылке. Купер как человек абсолютно равнодушный к любого рода и вида алкоголю в качестве поддержания компании только приподнял стаканчик с горячим чаем. Девиз «Выпить – да, напиться – нет» воплотился в жизнь частично: если Эрик отлично соображал, то о Лэсе этого сказать было нельзя. В конце концов, он уснул. Напарник, упрятав подальше начатую пачку «Марлборо» и осторожно разложив под Роделло сиденье, какое‑то время спустя последовал его примеру.

Зазвонил телефон, и Купер открыл один глаз. Ага, ну вот и кавалерия объявилась, вот и искать начали… Он выбрался из джипа на улицу и, набрав полные легкие свежего воздуха, ответил на звонок:

– Да? Привет…

– Где вы? – голос Глории был взволнованно‑звонким. – Куда пропали? Энни места себе не находит… Что с Лэсом?..

– Да нормально все… Жив он, здоров… Только голова, наверно, болеть будет.

– Все же напоил его, – она сразу поняла, что было одним из номеров вчерашней программы.

– Он сам себя напоил, я только горючее для этого припас, – сообщил он. – Ладно, слава моя мирская, сейчас я осуществлю доставку тела на дом. Скажи Энни, чтоб не беспокоилась.

Солнце ласково пригревало, дул легкий ветерок, мимо, по дороге, проехала машина. Уже давно начался день и, действительно, пора было возвращаться.

 

III

 

ШОССЕ ВРЕМЕННО БЫЛО перекрыто, а вокруг грузовика и патрульной машины сновали федералы в форме. Дэн находился здесь же, когда рядом затормозил джип. Эрик сунул в рот подушечку жевательной резинки и, нацепив на нос солнечные очки, выбрался из машины на дорогу.

– Как Роделло? – подошел к нему Кинг.

– Лучше. Я его недавно домой отвез, а сам, посетивши родные пенаты, чтобы вновь обрести человеческий вид, явился на работу.

– Недавно? Вы что, всю ночь где‑то болтались?

– Шеф, ты дал нам отгул, верно? – Купер не понял, почему Дэн такой злой. – И, если тут что‑то за это время случилось, мы в этом не виноваты. Лучше объясни, что стряслось.

Вместо того, чтобы ответить, директор придвинулся еще ближе к подчиненному и командирским тоном потребовал:

– Ну‑ка дыхни.

– В честь какого праздника? – федерал глянул на него поверх очков.

– Вы что, всю ночь пьянствовали? – Дэн явно был не в духе.

Эрик с минуту смотрел на него в упор, потом спокойно поддакнул:

– Ага, особенно я.

И тут же перешел в наступление:

– А, кстати, это что, запрещено уставом ФБР? Может, теперь Вашингтон будет говорить нам и как свободное время проводить? Если у тебя паршивое настроение, нечего сгонять злость на мне. Договорились?

Без зазрений совести он оставил шефа беситься в одиночестве и направился прямиком к патрульной легковушке, возле которой заметил крупную фигуру судмедэксперта Оскара Рока.

– Привет, Инквизитор.

Медик кивнул вместо ответа и выпрямился, глядя в сторону «питербилта». Потом указал на убитого полицейского:

– Вот так… К брошенным грузовикам добавилась еще и «мокруха». И не просто убийство, а убийство копа. Два огнестрельных – в голову и грудь. Стреляли из обреза. А вон там, – он махнул рукой, – нашли две гильзы. Камеры и запись забрали. Грамотные, скоты…

Оскар посмотрел на патрульного и тихо произнес:

– Совсем мальчишка… Жалко парня… Он ни выстрелить не успел, ни подмогу позвать. Сволочи…

Купер ничего не сказал, чувствуя, как откуда‑то изнутри накатывается волна простой человеческой жалости. Да… Сколько ему тут не работать, а привыкнуть к этому он, видимо, не сумеет…

Это было первое убийство за всю серию непонятных происшествий с грузовиками. По всему штату в течение трех последних месяцев находили машины, которые просто стояли на дороге. Иногда они были с грузом, иногда – без, но даже те, прицеп которых не был пуст, никто не трогал. К грузу, точно также, как и к самим машинам, никто не прикасался даже пальцем. Почему грузовики находили брошенными на шоссе в разных частях штата, никто объяснить не мог: все эти случаи объединяло одно странное обстоятельство – куда‑то пропадали водители, работавшие на этих машинах. За прошедшее время, несмотря на все старания органов правопорядка, ни один дальнобойщик найден не был, и происшествия с грузовиками оставались покрыты тайной.

А теперь, значит, еще и убийство…

Федерал двинулся к прицепу посмотреть и одновременно навести справки по поводу груза. Двое криминалистов кропотливо и старательно искали отпечатки пальцев на замках дверей прицепа. Эрик заглянул вовнутрь.

– Так… груз опять на месте? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – А чего везли?

Один из криминалистов, не прерывая своего занятия, пожал плечами:

– Не знаю. Это не наше дело. Сам посмотри.

– Значит, туда можно забраться? – на всякий случай уточнил он.

– Валяй, только не двигай ничего.

Уцепившись за какую‑то перекладину, Купер залез в прицеп, заставленный картонными коробками, снял очки и, сделав пару шагов, внимательно осмотрел ближайшую. Где же здесь этикетка? С этой стороны пусто… А с другой? Он просунул голову в зазор между двумя рядами коробок. Ага, вот она… Чего пишут? Хмыкнув, вытянул голову обратно и пробормотал:

– Печенье, на которое убийца или, скорей всего, убийцы не позарились. Делаем дурацкие выводы – они не любят сладкое и они не дети… Да, смешно, как в танке после взрыва.

Совсем рядом кто‑то зацокал языком, и Эрик обернулся. У самых дверей прицепа стояла женщина‑эксперт и насмешливо наблюдала за ним.

– Ну вылитый Шерлок Холмс, – сказала она.

– Неужели читала? – съязвил Купер и так, чтобы она не видела, скорчил рожу.