Индиго

Прости, что я так подробно все тебе рассказываю, но мне просто не с кем поделиться бушующими во мне эмоциями. Я знаю, о чем ты думаешь, Эни, читая эти строки. Я не настолько глупа и наивна, чтобы не осознавать, что меня тупо поимели, как и двух моих подружек. Именно для этих целей нас и позвали на вечеринку. Свежая кровь. Молоденькие дурочки для жаждущих разнообразия парней. Но мы с Аланом не попали в статистику, став исключением, хотя, вероятно, со стороны все выглядело гораздо примитивнее. Ты можешь решить, что ему просто понравился «суперский» секс со мной, но он мог иметь его и так. Я бы не сумела отказать, даже если бы очень сильно захотела…

Эни, ты вряд ли представляешь, каково это – испытывать желание такой силы. Оно переворачивает все твои принципы, разбивая напрочь представление о себе. Стыд, гордость, чувство собственного достоинства – все стерлось, и когда эйфория схлынула, я пришла в ужас, осознав, что именно со мной произошло.

Два следующих дня я не появлялась на занятиях, заливая слезами подушку в комнате общаги. Бекки и Гвен как могли пытались меня вразумить, убеждая в том, что глупо так сильно переживать из‑за одноразового секса. Они после вечеринки ощущали себя вполне комфортно и, посмеиваясь, шепотом делились подробностями своих «подвигов». Для моих подруг случившееся было приключением, не более, и моя затянувшаяся истерика к концу второго дня начала их откровенно раздражать. Бекки решила добить меня, сообщив, что видела, как Алан обнимался с какой‑то девчонкой в столовой, а после занятий уехал вместе с ней. Наверняка к нему домой, чтобы делать то же самое, что он делал два дня назад со мной.

«Он даже имени твоего не запомнил, а ты трагедию вселенского масштаба устроила. Нашла из‑за чего сходить с ума. Ну было и было, все уже об этом забыли», – поддержала Гвен.

И ты знаешь, Эни, меня их слова отрезвили. Не потому что сделали какое‑то открытие. Нет, просто резко отпустило. Я встала с кровати, приняла душ и даже заставила себя выйти из общежития на прогулку.

Несколько часов я бродила по улицам, не думая ни о чем, пока не выбилась из сил, до мозолей стоптав ноги. Возвращаясь назад, я почти не удивилась, когда увидела Алана Флеминга, сидящего на ступенях с зажатой в пальцах сигаретой. Он что‑то сосредоточенно писал карандашом в открытом на коленях блокноте и не сразу заметил мое приближение. Конечно, было бы лучше, чтобы Алан принес цветы. Синие ирисы. Мои любимые, но откуда ему знать, если мы практически не говорили.

Я подошла вплотную, выхватила из его руки сигарету и бросила в урну. Подняв голову, Алан посмотрел мне в лицо и непринужденно улыбнулся.

– Привет, Мири, – сказал он и, вырвав из блокнота листок, протянул мне.

Там было написано:

«Мои родители в длительной экспедиции на Тянь‑Шане. Я давно привык жить один, но с тобой мне будет веселее. Готова временно переехать ко мне, Мириам Бенсон?»

– Насколько временно? – уточнила я, смяв бумажку и сунув в карман.

– Полгода минимум, а там посмотрим, – пожав плечами, ответил Алан.

Я сказала «да», Эни. Другой вариант ответа даже не рассматривался. Ни мной, ни Аланом.

Сегодня ровно семь дней нашей совместной жизни – временной или нет, мы не загадываем, но одно я могу сказать с уверенностью, Эни. Это были самые счастливые семь дней за всю мою жизнь…»

 

Дойдя до середины пятой страницы, я складываю листок и убираю в пухлый конверт. Меня совершенно не шокировали и не удивили откровенность Мириам и обилие интимных подробностей, с которыми она описывала наш первый секс. Ее нельзя было назвать скромницей. Мири всегда выражалась достаточно прямолинейно, порой даже грубо, озвучивая свои мысли именно такими, какими они рождались в ее голове.

Какое‑то время я продолжаю держать конверт в руке, разрываясь между соблазном дочитать письмо и желанием сжечь. В конечном итоге бросаю на кипу остальных, в беспорядке раскиданных на полу под кроватью.

Меня охватывает злость, прежде всего на самого себя, за то, что не сдержался. Не стоило заглядывать внутрь. Знал же изначально, что ни к чему хорошему это не приведет, а только сильнее разбередит незажившие раны.

Уставившись в потолок, я слежу за пляской теней, отбрасываемых покачивающимися за окном деревьями, стараясь не думать, не сопоставлять, не оглядываться. На этих страницах нет ничего, чего бы я не знал или забыл. Я не кривил душой, озвучив Аннабель причину, по которой не хочу брать эти чертовы письма.

Зачем начинать сначала, если уже познал, какая тьма ждет в конце?

 

Глава 5

 

– Полный отстой. – Выделив несколько абзацев, я с раздражением жму Del, уничтожая результат нескольких часов своей пытки.

Откинувшись на спинку кресла, откатываюсь от стола и замираю без движения. На смену полному опустошению приходит бессильная злость, и я уже знаю, что не напишу сегодня ни слова. Пустота, долбаная пустота, которую я отчаянно пытаюсь заполнить, но ничего не выходит.

– Черт, – издаю глухой стон, осознавая бессмысленность своей агонии и четко понимая ее последствия.

За окном еще светло и, наверное, по‑летнему душно. Я не знаю наверняка, потому что не выходил из съемной квартиры уже двое суток, пытаясь выдать хоть что‑то стоящее, хотя бы чертов пролог, хотя бы одну страницу или даже абзац. Что‑то, от чего бы я мог оттолкнуться, ощутить связь, бросить якорь, но нет. Нет.

В комнате стоит тяжелая прокуренная тишина, в приоткрытое окно врывается ветер, сметая крупицы сигаретного пепла с темной столешницы, а я с такой ненавистью смотрю на экран, словно это он повинен в том, что мой мозг не способен создать ни одной путной строчки.

Я пытаюсь прислушаться к себе, поймать то, что когда‑то само текло сквозь кончики пальцев, выстраиваясь в ровные правильные предложения, наполненные смыслом, жизнью, живыми эмоциями и образами.

Когда‑то я не знал, что такое тишина, не понимал ее, не чувствовал. В моей голове каждую секунду времени плодились истории, жаждущие оказаться запечатленными на страницах новой книги Алана Флеминга. Я едва успевал ловить и записывать, клавиатура дымилась, адреналин кипел в венах, а время то останавливалось, то начинало лететь вскачь. Я мог не есть, не спать – лишь бы успеть, лишь бы ничего не упустить. А сейчас… Сейчас я должен признать, что копилка идей иссякла, выдохлась или, наоборот, переполнилась.

Реальность напоминает о себе, врываясь в мои упаднические мысли пронзительным рингтоном телефона. Протянув руку за смартфоном, я отвечаю, даже не взглянув на экран. Я меняю номер раз в несколько месяцев по ряду объективных причин. Журналисты, частные детективы, назойливые фанаты, мои или Мириам, каким‑то образом находят лазейки, чтобы напомнить о себе и испоганить мне настроение.

– Да! – рявкаю в трубку, дергая из пачки очередную сигарету. Взгляд возвращается к экрану, к чистому, не запятнанному ни одной строчкой листу. Сглотнув горечь, осевшую во рту, устало прикрываю веки, пытаясь вспомнить, когда я в последний раз спал.

– Я не вовремя? – после недолгой заминки отвечает женский голос на другом конце.

– Эни? – Потерев обросший щетиной подбородок, лениво затягиваюсь и ощущаю мгновенный прилив энергии. – Я ждал твоего звонка еще вчера.

– Я… была занята, – неуверенно произносит Аннабель. – Личные дела…