Испанская дочь
– Да, а еще – бесконечные ряды оливковых деревьев.
– Восхитительно! – в восторге сказал Альберто.
– Если только любишь оливки, – вставила, поморщившись, Каталина.
– Отец их, помнится, очень любил, – каким‑то отсутствующим голосом произнесла Анхелика. – И всегда поддразнивал Каталину: хорошо, мол, что она их не любит, потому что они слишком дорогие и их трудно доставлять в эту часть света. Обычно нам их привозили из Перу.
Я ничего на это не сказала. Не то чтобы мне не хотелось слушать рассказы о своем отце – но воспоминания об этих милых мгновениях чужого семейного уюта меня задевали. Они слишком напоминали мне обо всем, чего лишилась я.
Я оторвала от одной из ножек крабовое мясо. Еще одно преимущество быть мужчиной – никто не посмотрит на тебя косо, если ты станешь есть руками. Мои сестры, с другой стороны, вынуждены были использовать ножи и вилки, чтобы отделить хоть сколько‑то мяса от панциря.
Мартин, между тем, заговорил о предстоящих в городе праздничных гуляниях.
– Вам непременно надо остаться, дон Кристобаль, – сказала Каталина. – На этой неделе в городе будет много чего интересного.
– А что будет праздноваться? – спросила я.
– День основания Винсеса, – ответил Мартин.
Сказать по правде, я была не в настроении участвовать в каких‑либо гуляниях, но вот мой муж наверняка бы с удовольствием присоединился к этой народной традиции. К тому же это могло мне выиграть какое‑то время.
– Что ж, это вполне может послужить источником вдохновения для моей книги, – ответила я.
– Не слишком обольщайтесь, – вставил Лоран. – Если хотите знать мое мнение – там все очень допотопно.
– Допотопно или нет, – возразил Мартин, – но это хорошая возможность пообщаться с иностранными покупателями.
– Согласен, – сказала я, не в силах сдержать свое мнение. Это ведь в скором времени должно было стать и моим бизнесом.
Мартин внимательно поглядел на меня.
– А знаешь, что могло бы добавить престижности этому городскому празднику? – обратился Лоран к своей жене. – Какая‑нибудь регата.
– Регата? – переспросил Мартин. – Как это может быть связано с продажей какао‑бобов?
– Не вы ли говорили, что хотите привлечь иностранных покупателей? В Европе регаты сейчас в моде.
– Кто сказал, что мы хотим уподобляться европейцам?
– Мартин, пожалуйста… – сказала Анхелика, потом пожала мужу руку: – Мне кажется, это замечательная идея, mon amour.
– Регата… – задумчиво произнес мой брат. – Мне эта мысль нравится. Возможно, нашей церкви следовало бы тоже завести собственную команду. Физические упражнения принесли бы много пользы наиболее весомым ее представителям, – подмигнул он мне, похлопывая свой плоский живот. – А отец Тельмо мог бы стать капитаном.
– Альберто! – осекла его Каталина. – Ты сейчас ведешь совсем не христианские речи.
– Расслабься, hermanita[1]. Святая Дева тоже ценит шутки.
– Quiere cacao, quiere cacao!
– Хулия! – громко позвала Анхелика. – Еще какао для Рамоны, пожалуйста!
В столовую вошла Хулия, неся для всех маленькие чашечки с кофе.
– Больше какао не осталось, – ответила она.
– Вот еще вздор! – поднялась из‑за стола Анхелика. – Мы ведь живем на плантации. Разумеется, где‑то еще должно быть какао.
И сестра стремительно удалилась через дверь, ведущую на кухню.
– Quiere cacao, quiere cacao! – понеслось ей вслед.
Метнувшись к птице, Альберто накрыл ей голову длинной тканевой салфеткой:
– Ну вот. Поспи пока, Рамона.
Попугаиха, тихонько посвистывая, стала переминаться на спинке стула, подбирая лапками.
Когда Хулия поставила передо мною чашку с кофе, я с тоской вспомнила про мой любимый горячий шоколад. Я не пила его с тех пор, как покинула свою страну.
– Если Анхелике удастся найти какао‑бобы, – сказала я, – то я мог бы приготовить для всех горячий напиток.
Присутствующие переглянулись. Что, я брякнула что‑то не то? Ну да, конечно же! Здесь мужчины никогда и ничего не готовят для других (если только речь не идет об алкоголе). Они едва способны нарезать еду у себя в тарелке. Как же я сглупила! Я выдала себя с головой этим своим врожденным желанием услужить.
– Горячий напиток из какао? – произнесла Каталина. – Это как?
– Горячий шоколад, – стала объяснять я. – Тертое какао смешивается с молоком, сахаром и корицей. Заваривается и подается в горячем виде.
– Вы, верно, полагаете, что, имея вокруг столько какао, мы, разумеется, пробовали все эти вкусности, – сказала Каталина. – Но мы лишь экспортеры какао и никогда не видим все то, что получается из этих зерен дальше.
Я не верила своим ушам! Они ни разу не пробовали шоколад?!
– Я пробовал, – вставил Лоран. – Моя страна, можно сказать, изобрела шоколад.
– На самом деле, – возразила я, – как раз испанец привез с американского континента в Европу шоколад. И именно мы, испанцы, первыми стали добавлять к какао молоко и сахар.
– Дон Кристобаль прав, – произнес Мартин. Ну, естественно! Он готов был сказать что угодно, лишь бы наперекор Лорану.
Тут Рамона издала громкий пронзительный крик и стала неистово качать вверх‑вниз головой.
– Рамона! Что это с тобой? – вернулась Анхелика с маленькой горсткой зерен в руке. Она тут же сняла с головы птицы салфетку. Рамона сразу вся распушилась, показав под крылышками желтый пух, и разразилась целой тирадой неразборчивых ругательств. – Несмешно, Альберто. И, если честно, я даже не представляю, как люди могут тебе поверять свои грехи!
– Ну, поверяют же. Притом с немалым удовольствием, – усмехнулся брат. – Да и тебе на самом деле не помешало бы исповедаться.
– Вот уж спасибо. – Анхелика заняла свое прежнее место и успокоила птицу, угостив ее зернами. – Меня полностью устраивает преподобный отец Тельмо.
– Это потому, что он от твоих речей засыпает.
– Альберто! – снова одернула его Каталина. – Хватит уже богохульствовать. Пожалуйста! Что подумает о нас дон Кристобаль? Что мы глумимся над верой?
[1] Сестренка (исп.).
