Как рушатся замки
От медового голоса Лис передёрнуло. Его приторно‑сладкое, тягучее‑претягучее звучание ассоциировалось с фальшью – схоже «напевали» мужчины в борделе Ля‑Пле, обещая молоденьким куртизанкам вырвать их из лап порока и одарить богатствами. Вкусная ложь, разумеется, оставалась ложью, но дурёхи с аппетитом проглатывали её, повторяя после ночей с «возлюбленными»: «Он заберёт меня через месяц! Нет‑нет, послушайте: я присмотрела свадебное платье, мы выбрали дату… Он и колечко подарил! Ах, он вернётся с торгов – и вы увидите меня женой!». В колечках сверкали стёклышки, женихи не спешили объявляться для исполнения клятв.
От залётного арканиста разило завсегдатаем Домов Утех: лукавый и обольстительный, он втягивал жертву в сети и, опустошив досуха, выпускал на волю. С пометкой на отсутствие сексуально‑любовного подтекста: демон на духовное не покушался – он сулил обчистить кошелёк. В фургон девушка влезала без былого энтузиазма.
– Лис, мы в опасности? Ты что‑то подозреваешь? – шёпотом поинтересовалась принцесса. – На тебе лица нет.
– В опасности мои банковские счета, – пробурчала та. – Меня обдерут как липку.
– За что? – не поняла спутница.
– За вторжение. За ошейник. За доставку, – перечислили из‑за ширмы. Выдержали издевательскую паузу и добавили: – За испачканный коврик. Ничего не упустил?
Лис скрипнула зубами.
– Сдайте коврик в чистку.
– Она не бесплатная.
– Обойдётся дешевле, чем приобретение другого.
– Нет гарантий, что его не испортят и не придётся тратиться на новый.
– Я дам адрес проверенной прачки, – не сдавалась девушка.
– Что насчёт компенсации ожидания? Потраченные минуты не возместить. Плюсом расходы на дорогу.
Оспорить доводы помешала Эйвилин.
– Не пора ли завершить баталию и перейти к сути, Лис? – по‑царски степенно осведомилась она. – Ругаетесь за гроши.
За ширмой закашлялись, подавившись, должно быть, конфетным дымом табака. Он как нельзя хорошо соответствовал голосу – после него пробуждалась жажда. Буквальная: тянуло окунуться в ручей и глотать воду до переполнения желудка. Мерзкий дым целиком пропитал убранство фургона, повис в помещении полупрозрачным туманом – и застал Лис врасплох нагрянувшей ассоциацией.
Колье чуть оттягивает лиф платья, камни колют кожу. Партнёр прижимается до неприличия близко – недостаточно, чтобы наткнуться на твёрдые кристаллы под тканью, но всё же чересчур – ей неприятно, душно. Порезы щиплет. Приходится порадоваться выбору Малси: на глубоком синем цвете кровь не проступает – алый впитывается, образуя маленькое пятнышко между грудей. Мужчина подмечает его, с хмельными искрами в зрачках исследует блестящее от пота декольте. Интерпретирует по‑своему: думы заняты предвкушением рандеву. В её расписании близких знакомств не значится – выискивает среди танцующих макушку друга. Падкость графа на женщин вручила ей ключ, позволила обчистить сейф и возвратить тот же ключ обратно без последствий – кто, упиваясь поцелуями, следит за действиями полюбовницы? Притом упорство и брошенное ей вскользь: «После бала», – удерживает мужчину подле. Не затеряться, не спрятаться. Малси, как специально, на выручку не спешит.
Она облизывает губы.
Поворот. Поклон. Поворот.
Чужие руки обнимают за талию. В ноздри просачивается аромат конфетных благовоний. Граф застывает в эпицентре кружащихся пар.
– Я обыскался тебя, – нарочито громко заявляет сменившийся партнёр и наклоняется, бесцеремонно целуя в шею.
На графа смешно посмотреть: от нанесённого оскорбления он багровеет, на лбу вздувается вена. Кружок смыкается, избавляя его от шанса добраться до обидчика.
Заострённый ноготь ведёт по позвоночнику. Она не отстраняется.
– Надоело дежурить у стойки с вином? Клиенту запрещено вмешиваться.
– Не удержался, – признаётся он. Не раскаивается – констатирует. – Каков соблазн: мой должник покушается на мою исполнительницу! Святая обязанность – прилюдно его унизить!
– Мстительность и собственничество! С кем я связалась? – веселится она.
– Продемонстрировать тебе… после бала? – предлагает он. Ни дать ни взять – сытый кот.
Её шутку поглощает музыка. Не отказывается. Не соглашается.
Он не таит ухмылки: тело честнее речей.
От картин из прошлого свело скулы. Не дожидаясь приглашения, девушка отодвинула ширму.
– Лис, моя прекрасная, – просипел колдун, борясь с приступом кашля.
Он предусмотрительно поднялся из‑за стола и зашёл за стул с высокой спинкой. Как будто это могло его обезопасить. Принцесса опасливо высунулась из «прихожей».
– Сонхи, солнышко моё, – промурлыкала Лис.
Несмотря на то, что клинок она не вынимала, а агрессия не принимала физического облачения, колдун приготовил кармину[1] с руной защиты. От отверстия в боку она не уберегала – ей блокировались элементарные воздействия магии. Родство с бестиями не наделяло арканистов неуязвимостью к человеческим орудиям умерщвления – на оружие заклинание накладывалось при перешагивании через порог. Высеченные на арке символы‑барьеры светились голубым и погасали после ухода визитёра. Никому бы не удалось извлечь предмет, способный навредить хозяину, без позволения. Услуга, заменяющая дюжину охранников, пользовалась спросом среди богачей и обходилась им в годовой заработок среднестатистического министра. Вымогательство, ей‑богу! Пирамида золота за баночку специальной краски и горошинку крови арканиста.
Причём водился в зачаровывании на безопасность изъян: рукоприкладства оно не предотвращало.
Сонхи смекнул это через миг после неё. В прорези воротника‑стойки судорожно дёрнулся кадык. Лис перегнулась через стол, ничуть не смущаясь оголившейся груди.
– Не обнимешь старую знакомую?
– Боюсь, мои древние кости не выдержат нагрузки.
– Я тебя умоляю, Сонхи! Срастишь. Мы не виделись с тех пор, как…
Лис соблюла лирическую паузу. От её полуулыбки точно бежали мурашки. Ей и в зеркало смотреть незачем: физиономия колдуна подтверждала жуткость зрелища.
– Ах да… ты стёр мне память, сукин сын!
[1] Кармина (от лат. In carmine – «заклятие») – листок с изображением магической руны, заклинание арканиста.
