Как рушатся замки
– Обычная, – повторил он.
При отсутствии освещения белки мужчины сливались со зрачками в сплошную черную бездну.
«Он убьёт меня?»
В безысходности она сжала его запястье. На отпор скудных остатков энергии не хватало. Обманываться нелепо: мочи противостоять крепко сложенному парню у неё недостало бы и прежде.
Помещение накренилось. Почти сразу щёку обожгло пощёчиной, вырвавшей девушку из распростёртых объятий забытья.
– Не торопитесь, миледи, мы не закончили.
Потом Эйвилин падала. Холод пола, чей‑то стон, чужие голоса. И среди них ровный, жестокий – его.
– Элерт, – засипела до противного слабо.
Он не услышал.
– Сто плетей.
Приказ прозвучал без намёка на эмоции. Блеф. Знакомый с ним определял без подсказок: капитана переполнял гнев.
– У Пугала тяжёлый удар. Не сдюжит, – возразил ему неизвестный.
– Заодно установим лимит выносливости, – отрезал мужчина.
Третий – безымянный виновник сцены – в разговор не встревал. Речь велась о его судьбе – куда подевалась спесь, враждебность?! Растворилась перед ликом капитана «Призраков»? Болтать разучился ни с того ни с сего? Ей до крайности требовалось увидеть обидчика беспомощным – таким, какой она чувствовала себя перед ним. Тяжёлые веки, как нарочно, отказывались подчиняться.
Лишь в скрежете окованных сталью ботинок отразилась разгадка «онемения» мужчины: он потерял сознание. Стон, расслышанный девушкой, принадлежал ему. С ним определённо не церемонились.
К виску приложили мокрую тряпку. От жжения Эйвилин всхлипнула. Ручеёк жидкости заскользил по коже, осел на губах. Не вода – краппа[1]. Сладковатый вкус напитка ни с чем не спутать.
– Хьель бэттэ[2], – прошипели над ней. – Потерпите.
– Ругаетесь на малийском? Ну что за человек‑открытие! – обозначила присутствие возвращённая обратно в заточение магиструм.
Шпильку проигнорировали.
– Элерт… – Принцесса сглотнула: имя капитана враз обратилось многопудовой ношей. – Элерт, ты… заберёшь меня?
Он мягко погладил её по волосам.
– Нет.
Короткое и отрывистое. Безжалостное.
– Нет?
Почудилось, что на неё навалилась неподъёмная плита. Лёгкие настаивали на вдохе – она не сумела его сделать. Дыхание перехватило. В разваливающемся на осколки мироздании от крушения её удерживала хрупкая соломинка. И эта соломинка надломилась у середины.
– Вам не разрешено покидать Сатгрот до специального распоряжения. У меня нет полномочий посодействовать вашему вызволению. – Он помолчал и добавил: – Ради вашей безопасности: не совершайте глупостей. Не угрожаю – прошу на правах старого знакомого.
Эйвилин затрясло. Происходящее не походило на правду. Элерт не с ней – он морок, порождение разыгравшейся фантазии. Тени подземелья оживали, обретали очертания родных людей. Сводили с ума. Неужто она не проходила через подобное? Не отпугивала кошмарные наваждения, говорившие об измене и зазывавшие в могилу? Её Элерт – настоящий Элерт – был верен императорской семье. Он не мог командовать мятежниками. Он не бросил бы его «маленькое Высочество» на милость Азефа Росса.
Она открыла глаза. В голубоватом свете фонаря красивые черты мужчины казались острее. Каштановая прядь выбилась из хвоста, но он не потрудился заправить её назад.
– Не верю. Ты не он. Он не предатель.
Выражение осталось непроницаемым. В Эйвилин волной поднялась злость.
– Он не предатель! – завопила она, стиснув полу шинели. – Отец воспитал его, вырастил! Он любил его! Элерт бы умер за него – на его стороне! Убирайся! Передай Россу, что меня не провести дешёвыми фокусами! Ты не Элерт! Он бы не обманул доверие своего императора!
Мужчина покосился на неё с удивлением. Поднялся.
– Ваш отец был знатной сволочью, принцесса, – сказал он усмехнувшись. – Для вас это не новость. Умоляю, не смотрите на меня с осуждением! В наших с ним отношениях верности никогда не подразумевалось. Я не любовница‑содержанка – без него не пропаду.
Выдернув край шинели из хватки Эйвилин, он взялся за ручку фонаря. Туда‑сюда качнулся луч.
– Они погибли из‑за тебя, – процедила девушка.
Бывший друг побарабанил пальцами по косяку.
– Ошибаетесь. Они погибли из‑за неспособности пойти на компромисс с народом. Спасение утопающих… ну вы в курсе. Им частенько предлагали спасательный круг.
Камера захлопнулась. Исчез свет – надзиратели унесли даже факел. С лестницы долетела насвистываемая Элертом мелодия гимна.
– Издевается, сукин сын, – констатировала магиструм.
Эйвилин захохотала – надрывно, истерически. Кулаки в бешенстве заколотили по земле.
– Ненавижу. Убью.
«Ненавижу!»
Соседка не прерывала. Судя по интонациям, с которыми она обращалась к мужчине, намерения у пленниц сходились.
***
[1] Сладкий алкогольный напиток.
[2] Непереводимое ругательство (малийский).
