Клон 8012

7900 и 7997 зашли за мной в казарму, и мы вместе отправились навестить 8001. Новость о том, что 8001 зашла в переходное состояние, пришла вместе с красными фонариками – мы запускали их сегодня в небо, начертав на них два имени: 7766 и 8001. Первого клона я не знаю, но за подругу сразу же заволновалась: все клоны предпочитают уходить без переходных состояний, так что непросто сознавать, что твоему другу не повезло, что он сейчас где‑то в здании позади тебя лежит и мучается от боли…

Мы шли по тёмному коридору медицинского крыла и уже почти подходили к палате 8001, когда 7997 вдруг вынул из кармана своих брюк платок и, развернув его, протянул в мою сторону. На нем обнаружился маленький цветок ромашки:

– Подарю ей, – поджал тонкие губы 7997. – Знаешь ведь, что 8001 любит ромашки?

– Да, она говорила.

– В этом году ромашек на территории Миррор совсем не было – Еклунд все изничтожил. Но вот эта взошла под забором. Я специально хранил её, чтобы преподнести 8001. Надеюсь, она порадуется…

7997 спрятал платок в карман пиджака, и 7900 открыл дверь нужной нам палаты, на которую указал лаборант, со скучающим видом перебирающий записи посетителей. Стоило двери открыться перед нами, как мы сразу же замерли: 8001 лежала на койке совсем неузнаваемая – у нее было порезано лицо, забинтованы и высоко подвешены обе ноги, из‑под одеяла выглядывал перебинтованный бок. Над её головой висело три капельницы, и каждая вонзалась в её тело длинными иглами, сбоку пищал кардиомонитор, отображающий неровное сердцебиение 8001. У меня перехватило дыхание, но я нашла в себе силы приблизиться к койке вместе с остальными.

– Вот… – голос 7997 захрипел и дрогнул. Он вложил в открытую ладонь 8001 свой подарок. – Это тебе… Нашёл… Для тебя…

8001 и пальцем не пошевелила, но по её щеке вдруг скатилась крупная слеза. Помолчав несколько секунд, она наконец заговорила:

– Наркоза не было. И анестезии не было. Мне заткнули рот кляпом, чтобы мои крики глушились, и привязали к столу руки, и ноги, чтобы не дергалась. Я много раз теряла сознание… Они вырезали мне что‑то… Я даже не поняла, что… В боку… И лицо… Они порезали… Не знаю, зачем… – голос 8001 становился похожим на скуление, и хотя я не поняла этого сразу, к моим глазам тоже приступили слёзы, как вдруг подруга перебила их своим резким порывом злости, который, казалось, вырвался из неё, как мог бы вырваться важный орган – с треском, с болью: – Ненавижу своего оригинала! Я ненавижу её! Она меня убивает! Убивает жестоко! За что она так со мной?! Мы ведь даже не знакомы!..

Ромашка 7997 смялась в кулаке 8001 и в следующую секунду была отправлена на пол. Упав под мои ноги, цветок едва заметно дрогнул и замер. Он больше не был красивым, потому что оказался ненужным. Как 8001 для своего оригинала. Как все мы всему оригинальному миру.

 

Глава 7

 

До отбоя оставалось полчаса, когда мы вышли из палаты 8001, оставив её заливаться слезами – мы ничем не могли ей помочь, и от этого всем нам было только тошнее.

Уже на выходе из медицинского крыла нас остановил Роудриг собственной персоной в компании двух молодых лаборантов. Не сказав ни слова, он только щёлкнул пальцами, и в следующую секунду меня взяли под руки. Ошарашенные 7900 и 7997 остались стоять на месте, наблюдая за тем, как меня утаскивают назад в медицинское крыло. Они ничем не могли мне помочь, и от этого всем нам было только тошнее.

 

 

 

Меня усадили в стоматологическое кресло, закрыли мои запястья и лодыжки в железные оковы. Мысль о том, что мне будут вырывать зубы или ногти, пригвоздила меня к креслу беспощадной силой страха – кажется, я даже моргнуть не могла. Я не скоро заметила, что задержала дыхание на долгие секунды, но стоило Роудригу зайти в кабинет вслед за лаборантами, как я пришла в себя: раз здесь главный хирург Миррор, значит, будут резать! Но почему без предупреждения?! Всех клонов всегда предупреждают заранее! Знать заранее, чтобы иметь время психологически подготовиться – единственное право клонов, если вообще допустимо говорить о каких‑либо правах в стенах Миррор.

Роудриг приблизился, я сверкнула взглядом, почему‑то вдруг вспомнив одноглазых клонов, до сих пор обитающих в стенах этого здания:

– Какой орган будет изъят?

– На сей раз будет не изъятие, – с этими словами Роудриг подошел к столу с железными приборами и взял в руки железный шприц внушительных размеров. – Будет внедрение. Своеобразный эксперимент…

Стоило мне оценить размеры иглы, как в моих ушах начал раздаваться бой пульса. Подойдя ко мне впритык, Роудриг положил свою сильную ладонь на мой лоб, повернул голову влево и в следующую секунду, напряженная до предела, я ощутила, как мою шею слева пронизывает неописуемая в своей силе боль… Я издала крик. И потеряла сознание сразу после того, как игла была вынута из‑под моей кожи. Я почувствовала, как непроизвольно закатываются мои глаза, даже успела осознать, что вхожу в состояние обморока, и расслышать непонятное слово “рэйвен”, а после… Ничего. Как и обещали оригиналы: никакой загробной жизни для клонов, лишь пустота и ни капли осознанности.

 

 

 

Я начала приходить в себя на рассвете. Время суток определила по косым лучам блеклого солнца, проникающим в высокое окно. Высокие окна, почти под самым потолком, есть только в медицинском крыле – они расположены на высоте трёх метров, чтобы любопытные клоны не имели возможности с улицы наблюдать за процессом изъятий.

Моё возвращение в сознание не было замечено сразу, поэтому я стала свидетельницей разговора, который не должна была слышать, во‑первых, потому, что клоны не должны быть проинформированы, а во‑вторых, потому, что говорящие стояли в коридоре и, зная пределы возможностей своего слуха, я физически не могла слышать их… Но ведь слышала! Разговор вели Роудриг и Хеллстрём. Первые слова принадлежали главному хирургу Миррор:

– Группа клонов 7015‑8015 – самая незащищенная. Эта партия неофициально зовётся “зарубежной”: все оригиналы – британцы. Понимаешь, что́ это значит?

– Что их владельцы не смогут заявить на нас, если с их собственностью случайно что‑то произойдёт.

– Сам понимаешь, что эти клоны произведены от непростых оригиналов – все они очень значительные личности. Британцы боятся международного преследования, изгнания из собственной страны, но смерти они боятся ещё больше, поэтому мы и имеем целую тысячу британских клонов…

– Уже гораздо меньше тысячи. Многие давным‑давно разобраны, – Хеллстрём немного помолчал, прежде чем задал следующий вопрос. – Почему для эксперимента выбран именно этот клон? Что такого необычного в 8012?