Короли улиц

Дело было так. Вечер, у которого тогда и имени приличного не было, лишь кличка Фашист, стырил на базаре с прилавка круг колбасы, – был день его рождения, и он решил шикануть. Совершить похищение столь ценного продукта незаметно было невозможно, и Вечер решил пойти на откровенный грабеж – колбаса так пахла, что ее запах застилал ему рассудок. Он потянул левой рукой круг колбасы с прилавка, держа правую в кармане. И когда продавец, заметив его действия, открыл было рот и выпучил на Вечера глаза, тот выдернул руку из кармана и метнул ему в лицо пригоршню соли, смешанной с перцем. Потом он побежал. Слева и справа замелькали размытые пятна лиц, лишенные своих черт. Взгляд Вечера натыкался на оловянные, тупые взгляды и распахнутые орущие пасти. Его пытались хватать за рукава, но он, спрятав на ходу колбасу за пазуху, ловко уворачивался от протянутых к нему рук. Одному особо ловкому, который умудрился схватить‑таки его за шиворот, он засыпал глаза той же смесью соли с перцем и рванул дальше. Выход с рынка был рядом. Вечер выскочил через калитку на площадь, и тут три ражих хари, раскорячившись и расставив пошире руки, чтобы он не обошел их стороной, перегородили ему дорогу. Мелькнула мысль притормозить и дать задний ход, но скорость была такой, что он вряд ли смог бы это сделать.

Он шел прямо им в руки.

И тогда Вечер рыбкой метнулся прямо между ног одного из них. Он умудрился почти проскользнуть, но в это время мужик сжал ноги. Картина могла бы стать классической – мужику оставалось только сесть на тощий хребет Вечера своей литой задницей и достать ремень. Но Вечер в последний момент сумел извернуться и двинуть его кулаком в пах. Мужик обмяк, и Вечер, скребя по земле ногтями, выдрался из тисков. Он вскочил, сыпанул возникшей слева тени порцию соли в лицо и рванул подальше от базара, но буквально через десять метров дорогу ему перегородил мотоцикл.

Шикарный черный байк встал поперек тротуара. На нем сидел тип с длинными, до плеч, черными волосами и темными глазами, которые излучали опасность. Вечер посмотрел в эти глаза и как‑то обмяк. Он почему‑то сразу, всей своей шкурой понял, что от этого типа ему не уйти.

– А ты ловкий джус, – произнес байкер.

– Неловкий в нашем деле давно бы с голоду коньки откинул, – угрюмо произнес Вечер и, оглянувшись на шум за спиной, увидел приближающихся преследователей. – Слышишь, недосуг мне тут с тобой трепаться, у меня дела, – произнес он скороговоркой.

– Вижу, – усмехнулся байкер и, крутанув рукоятку газа, кивнул на заднее сиденье. – Садись, быстро!

Вечер, не раздумывая, выбрал из двух зол то, что показалось ему более достойным, и оседлал мотоцикл. Байк плюнул дымом в лицо базарной толпе, которая была буквально в полутора метрах от него, и рванул с места, унося Вечера в другую жизнь, которая, правда, началась не сразу.

Остановив мотоцикл недалеко от южной окраины города, на холме, с которого просматривалась даль и другие холмы, густо поросшие орешником и кленами, байкер некоторое время смотрел на пылающий горизонт – был закат, а затем обернулся к Вечеру и спросил:

– Ты где живешь?

– Да так… – неопределенно протянул Вечер.

– Понятно, – сказал байкер. – А как тебя зовут?

– Фашист, – произнес, немного помявшись, Вечер, и внезапно ему стало стыдно.

Байкер удивленно присвистнул:

– Да разве ж это имя. А как родители тебя называли?

– Их у меня не было.

– У всех есть родители.

– Может быть, но у меня не было, – упрямо произнес Вечер.

– Знаешь, – не стал спорить с ним байкер, – какое имя, такая и жизнь у человека будет. А хочешь, я тебе новое имя дам?

– Ты?! – с удивлением уставился Вечер на байкера. Ведь имя мог дать только отец или мать, или еще улица, которая и нарекла его Фашистом. Но чем дольше смотрел он на байкера, сидевшего на своем мотоцикле, сверкающем никелем и стоящем прорву денег, на его прикид: дорогую кожаную куртку и штаны, стильные канадские сапожки и часы «Константин Вашерон» на смуглом запястье, которые наверняка стоили еще больше, чем мотоцикл, и главное, на выражение его глаз, тем больше ему начинало казаться, что если этот человек даст ему имя, то это будет не пустой звук. Это будет законно.

– Хочу, – произнес Вечер, нащупывая за пазухой колбасу – на месте ли. – А какое?

– Какое тебе по силам будет носить. Ведь человек должен соответствовать своему имени, иначе ничего хорошего у него в жизни не будет.

– Да?! – Вечер смотрел на байкера во все глаза. Никто до этого не говорил ему таких серьезных вещей.

– Хочешь, я назову тебя… – Байкер на какое‑то время задумался. – Хочешь, я назову тебя Вечер?

– Вечер? – удивленно уставился на него Вечер.

– Да. Разве это плохо? – Байкер широким жестом обвел все, что было вокруг. – Ты посмотри, какой закат, посмотри на горизонт. Он пылает, а какое небо над ним, какие краски, тишина и холмы. Это – вечер!

Вечер, открыв рот, продолжал смотреть на байкера – он никогда не слышал таких слов – и еще более утверждался в мысли о том, что этот человек имеет полное право дать ему имя.

– А разве так можно?

– А кто нам это запретит? Мы свободные люди, Вечер.

– Да? – Вечер неуверенно улыбнулся.

Байкер слез с мотоцикла и положил ему руку на плечо.

– Теперь ты Вечер, и вечер отныне – твое лучшее время. Он будет помогать тебе. Ведь вы братья.

От этих слов у Вечера защипало в носу. Еще никогда не случалось такого, чтобы кто‑то ему помог, если не считать этого человека.

– Куда тебя подбросить? – спросил байкер, садясь обратно на мотоцикл.

– Да я здесь посижу. С братом, – ответил Вечер.

– Понимаю, – улыбнулся байкер. – Вообще‑то, это мое место. Я сюда часто на закате приезжаю, но об этом никто не знает.

– Я понял, – сказал Вечер.

– До встречи, – сказал байкер и уехал.

Вечер, оставшись один, долго смотрел на закат, пока тот окончательно не истлел и не наступила темнота. Сегодня ему исполнилось тринадцать лет, сегодня же он получил новое имя, и это надо было осмыслить. Потом он поднялся с земли и, вспомнив про колбасу, достал ее из‑за пазухи.