Костяной лучник. Охотник на воргов

Барг смотрел в спину удаляющемуся охотнику, и в, очередной раз удивлялся, тому что ни поднять голос ни перечить этому филину он не в состоянии. И дело не в его высоком росте, широченных плечах или толстых как бревна руках, перевитых крепкими как дубовые корни жилами. Просто где‑то глубоко, под всеми его знаниями и пониманием, что Арн обычный человек и отдаст жизнь за жителей родной деревни, его душонка трепещет перед этим человеком, трепещет от страха. Какое то животное чутье подсказывало мудрому старосте, что душа этого парня не от мира слабых людей, а от мира тех ужасных ночных чудовищ, незнающих пощады. И ему надо благодарить богов, за эту душу, поставленную на его сторону, в этой борьбе за выживание в мире жестоких богов и лесных чудовищ.

Направившись к стрельбищу, Арн посильнее надвинул на глаза капюшон – солнце поднималось выше и начинало светить ярче. Как не тренировал охотник свое зрение, приучая глаза к дневному свету, но в такие яркие дни глаза начинали предательски слезиться от буйства ярких красок. Из‑за чего четкость контуров слегка размывалась, создавая впечатление, как будто весь этот яркий мир заволокло таким же ярким и светящимся изнутри туманом.

– Спасибо папа – тихо пробормотал себе под нос Арн, вспоминая своего старика, заставлявшего его каждый день тренировать слух и обоняние.

В такой солнечный день он хорошо видел шагов на восемьдесят, а дальше все начинало расплываться и прятаться за цветным туманом из переплетения ярких красок. Но уже сейчас, ловя носом ветер с той стороны, он различал троих стрелков, знал их имена, ведь в запахе каждого примешан запах своей хаты, своей хозяйки и детишек. А по запаху пота можно прикинуть кто уже давно тут трудится.

Слух тоже в долгу не остается, скрипение луков, сопение, звон тетивы и шлепки по глиняным мишеням, все это позволяет полностью дорисовать в голове картинку – кто где стоит и чем занимается.

Сейчас на поляне для тренировок была тройка лосятников. Охотники у нас всегда были разбиты на небольшие сработавшиеся группы, сами того не подозревая, приняв структуру небольшой диверсионной армии, действующей на территории, оккупированной противником. Двое из них явно отрабатывали скорость стрельбы, стараясь как можно быстрее опустошать свои колчаны, третий явно пристреливал новый комплект стрел, судя по его неторопливой стрельбе и старанию держать ровное дыхание и одинаковый вытяг на каждом выстреле.

– Здоровы будете братья – пробасил Арн проходя мимо охотников в сторону свободной мишени.

После легкого шараханья, от того что этот здоровяк опять беззвучно вырос за спинами, от стрелков последовали разнобойные приветствия. При этом все трое изобразили вежливый поклон, ни чуть не смущаясь, что собственно объект приветствия уже прошел и находится к ним не парадной стороной. Во первых глаза у него как поговаривают и на затылке растут, а во вторых он от этого только надувается, как туча перед грозой.

Арн и правда чувствовал себя неуютно, когда односельчане с тронутой сединой висками склоняли перед ним голову в приветствии, это шло вразрез с правилами уважения старших, которые прививали ему родители. Да и носились с ним все как с инвалидом каким ни будь: хату постоянно убирают без спросу, одежку постоянно новую подпихивают, старую затаскать не успевает… Вон опять мишень его берестой березовой белой выстелили, чтоб он её даже днем больше чем за сто шагов видел, даже три кружочка черных на ней углем уже нарисовали.

Да и односельчане, уже рукой махнули ему своё поведение растолковывать. Староста Барг говорит – они совести своей кланяться, в голову не бери.

Просто трое охотников стоящие рядом на стрельбище, все еще на этом свете, по его заслуге. Один из них на охоте ногу вывихнул, а друзья пока помогали, поняли, что их уже по сумеркам ворги охотят. И посему, разорванными им быть прям на глазах родных, так как только из леса выбежать к деревне и успевали, да только пятерым самым шустрым этот филин по стреле в шею засадил, после чего стая как туман меж деревьев растворилась. Дочки две у старшего этой троицы в лесу бортничали, да заплутали. Когда хватились уже поздно в лес соваться было, только Арн умудрился в ночь скользнуть в обход слова старосты, да найти девчушек раньше диких тварей. Затащил на дерево и за ночь угомонил много любителей человеченки, лезших на дерево. Одна из дочек правда заикой так и осталась, нагляделась за ночь, за то живые, на радость родителям. Да и из леса пулей вылетают теперь, как только тени удлиняться пред закатом начинают.

Для Арна это нормально, что день, что ночь, то чью‑нибудь душу раньше срока к богам не пустит – мол работа такая. А для его односельчан, это дар богов да подарок небес, что все живы остались. В общем, Арн с этим бороться перестал уже, а жители деревни его благодарят так, чтоб самим перед собой не стыдно было.

Поставив Перед собой два стоячих колчана, которые напоминали, скорее, ведерки из лосиной кожи и вмещали по 50 толстых стрел каждый, филин достал из‑за спины лук, и занялся его проверкой. Благодаря рычажной конструкции снимать тетиву с наших луков надобности не было, её не вытягивало, но вот все подвижные соединения, целостность плеч и тетивы, проверять надо обязательно – лопнувшая тетива может рассечь мясо на руке до кости, не говоря уже о том, как может покалечить разлетевшееся на осколки костяное плечо лука.

Соседи по стрельбищу завороженно и с завистью наблюдали за этой картиной. А причин для зависти было много…

Во первых, этот ночной страж деревни два месяца гонялся за здоровенным переростком – вожаком стаи воргов, что бы в итоге подстрелить его и сделать из его ребер этот лук. Лук Арна любой охотник в деревне мог натянуть со стрелой раз десять, максимум двадцать, дальше либо жилы в руках трещать начинали, либо пальцы на правой обещали отвалиться – настолько он тугой и мощный. Арн же, сейчас выпустит два колчана по пятьдесят стрел, а потом еще половину из них будет перестреливать раза два, три, чтобы отобрать три десятка идеальных в свой колчан.

Ну а во вторых, все стрелы были сделаны мастером Хойдом, который уже давно к охоте не пригоден по возрастной немощности, за то, теперь его все знают как лучшего мастера стрелодела в деревне. Старый Хойд делал стрелы только из лично выбранной лиственницы и, в основном, только для филинов. Охотникам они перепадали только самым лучшим и метким.

Мастер наполировывал древки до состояния гладкого женского бедра, отбирал одинаковые перья на оперение, а каждый наконечник взвешивал на самодельных весах, на одной из чашек которых всегда лежал идеальный образец. Так что охотники, получив такие стрелы, берегли их только для встречи с особо редким экземпляром, которого отпустить, ну никак нельзя.

А самое главное, пожалуй, это то, как стрелы филина улетали в выбранную цель, с непостижимой скоростью и точностью. Казалось будто стрелять для него более привычно, чем дышать. Стояло ему взглянуть на цель, и, совершенно не задумываясь, руки сами накладывали стрелу, натягивали лук и спускали тетиву. Оторопь брала при мысли – сколько надо провести времени в тренировках для такого автоматизма и расчетливости движения.

Через два часа в походном колчане красовались 20 свеженьких отобранных стрел, которые и в цель ложились одинаково и хвостом после выстрела не виляли сильно, чтоб скорость не терять.

Один из колчанов стоял на траве почти полный. Кивнув в его сторону филин сказал:

– Ждан с Пястом как из своих хат по выползают, пусть сами себе настреливают стрелы, а то за лук скоро забудут как держаться. Так что стрелы не убирайте, ежели уходить будите, а они не явятся еще, то молодого своего отправьте к ним.

– Сделаем филин, будь спокоен – ответил старший отряда.