Костяной лучник. Охотник на воргов

Поняв, что разъяснений получить сразу не удастся, демонстративно отправили на окраину деревушки пяток лучников, а на разведчиков напустили лекаря с целебными травами. Переложив раны нужными листьями и наложив повязки, влили в ребят целебный отвар – целебное пойло сие одним запахом по мозгам било как фляга хмельного меда. Дальше решили с расспросами ошалевших мужиков отложить до ужина – чтоб ребята в себя прийти успели, да мозги на место встали, а то сейчас зыркают в сторону леса как одичавшие и топорики походные из рук выпускать отказываются, постоянно бормочут: «разорвали они его, на жилки разорвали!».

К вечеру вся деревня гудела как пчелиный рой, все собрались на трапезной площадке за столами, ужин уже никого не интересовал – главным блюдом должны были стать ответы. Пришедшие в себя разведчики, с приближением темноты, чуть опять не впали в прежнее состояние, требуя охрану выставить в деревне. Говорить согласились только, когда старший охотник с десяток стрелков для охраны народа с натянутыми луками вокруг толпы выставил.

На восьмой день нашли они одного из разведчиков, по окровавленным обрывкам одежки и обломкам стрел своего признали. Больше и не было почти ничего. Кости обглоданы да разгрызены на осколки, одежда разодрана на кусочки, лук и стрелы перемолоты в щепу. Вокруг все следами волчьей стаи устлано, следы правда странные.

Пошли втроем по следу, с твердым намерением за сородича с серым народом поквитаться. След не понравился сразу – отпечаток волчий, только крупноват даже для наших мест. А вот шла стая как летела, так обычно древесные кошки по лесу носятся, когда с деревьев на землю спускаться приходится. Да и к центру когти повернуты у следов, больше на медвежью поступь похоже.

Следы ведали, что вела себя стая необычно – бежали волки по спирали от останков, как искали кого то. Дав три круга, стая ушла на север. Через пол дня бега нашли следы схватки. Клочья шерсти, обломки разгрызенных костей здоровенных волков, обломки нашенских стрел с засохшей кровью, куски лука, обрывки одежды и охотничий топорик с разгрызенным в щепки топорищем.

По коже шли мурашки размером с лесных клопов – казалось стая убивала не из голода, а из лютой ненависти к человеку и всему, что с ним связанно, пытаясь не только убить его, но и уничтожить все что с ним связанно.

Дальше тетиву с луков уже не снимали, пальцы то и дело сами тянулись к стрелам торчащим веером из‑за спины при каждом шорохе. Следы, тем не менее, опять описали спираль вокруг места побоища и ушли на северо‑запад.

Вечером остановились только когда нашли подходящее дерево для ночевки – оставаться на земле никому даже в голову не пришло. Разрубили толстую сушену и развели у подножья коряжистого дуба три костра, вложив поленья так, чтобы горели до утра, отпугивая зверьё. Дежурить не стали. На толстых ветвях дуба великана ночевать безопасно – волки не достанут, медведь тоже к кострам не пойдет, а древесные коты нападают только на одиночек.

Ночью проснулись от крика, который, казалось, заставит подземных богов икать от страха. Жуткая сцена заставила оцепенеть на мгновение – лежавший на нижней ветке охотник крича от боли лупил топориком по загривку огромного волчару, который вцепившись как медведь лапами в дерево неистово рвал бедолаге живот. Сизые внутренности и, разлетающиеся во все стороны черные в лунном свете брызги крови. К тому моменту когда стрелы легли на тетиву, волк с разрубленной шеей упал вместе с охотником на землю, так и не выпустив его из пасти.

Под деревом тут же начали носиться огромные тени с горящими желтыми глазами. Вылетая из темноты они, вырывали кусок плоти из тела их еще пытающегося двигаться товарища, либо из туши, визжащего и дергающего лапами, волка, и тут же снова исчезали из круга света. Охотники одну за другой выпускали стрелы по мечущимся внизу тварям, но не разу не сразили никого насмерть – тени взвизгивали и уносились во мрак. Костры разлетелись мелкими углями по всей поляне раньше чем закончились стрелы, и, неприученные стрелять вслепую, охотники прекратили обстрел. Рык, и визг подраненных зверей, прекратившись через пару минут, перешел в звенящую тишину. Казалось, сама ночь затихла в ужасе от увиденного и вжалась в землю, чтобы не быть обнаруженной. И только обостренные чувства проживших всю жизнь в лесу людей уловили в запахах и шелесте травы, что стая, как дикие кошки подкрадывается к дереву.

Пытаясь не шуметь, чтобы избежать смертоносных укусов стрел, эти звери подкрадывались к дереву, но выдали себя, когда как медведи полезли в верх по стволу. Скрежет раздираемой когтями коры дерева и приближающиеся желтые глаза, смотрящие, как казалось, прямо внутрь черепа, почти заморозили охотников ужасом неминуемого. Подобно лягушке перед ужом, в голове звенело одно – вжаться в дерево и перестать дышать, закрыть глаза и думать о том, что это не по настоящему.

Спасли рефлексы, руки сами потянулись к колчану, и остатки стрел улетели в сторону горящих желтым огнем глаз. Визги боли прорезали вязкую ночную тишину и стеганули по барабанным перепонкам. Тени скользнули от дерева в разные стороны, а через секунду раздался полный гнева и разочарования вой, который усилился доносясь одновременно из десятка глоток.

Спуститься на землю решились когда солнце было в зените, вооружившись сделанными за ночь копьями из срезанных на дереве веток с наконечниками из ножей. Стрел удалось собрать меньше десятка, из тех, что не найдя цели воткнулись в землю. Осмотревшись обнаружили залитую кровью поляну с разбросанными обрывками одежды своего товарища и клочьями шерсти. Похоже эти ночные демоны разорвали своих раненных не отличая их от добычи. В двадцати шагах удалось найти разодранную тушу члена стаи – мяса и внутренностей не было, почти все кости разгрызены, из обломков черепа торчит сломанное древко стрелы. Несмотря на дрожь в руках и желание бежать немедленно, взяли сувенир.

Дальше было бегство, бегство от жуткой гибели, которая казалось идет по пятам, без сна и казалось без надежды на спасение. Ночевали на деревьях обложенных кострами. И каждую ночь стая настигала их, но наученная опытом не кидалась бездумно лезть за добычей. Звери дожидались момента когда костры начинали прогорать, а затем высылали разведчиков.

За первую ночь извели остатки стрел. Когда следующей ночью пришлось тыкать в очередного здоровенного волка древолаза копьями, он успел перехватить пастью наконечник, и стальной нож тернских кузнецов со звоном сломался на зубах зверюги. Второй охотник успел ткнуть копьем в шею, и туша хищника царапая ствол соскользнула на землю. Одно копье превратилось в палку с измочаленным в щепки концом. Под утро отбивая очередную попытку приступа, лишившийся копья охотник, вполне удачно оприходовал зверя топором промеж глаз, но тот перед падением располосовал ему плечо лапой с острыми как бритва когтями. Атаковал он скорее как древесный кот, нежели как волк. Слава богу, напарник успел подхватить товарища, прежде чем тот начал слабеть от сильной кровопотери и наложил повязки из имеющегося в рюкзаке каждого охотника набора пропитанных травяными отварами полосок ткани.

Последний день поняли, что до деревни до темноты не дотянут, и залезая на дерево, прощались с надежной выжить. Но стая к дереву не подошла, видимо сказалось близость браконьерской деревни – здешний лес уже был опутан тропками горбунов‑охотников и хранил их запах. Поэтому послушав до рассвета отдаленный вой своих преследователей, с восходом из последних сил бросились к спасительному дому.

С минуту, после окончания рассказа, в воздухе висела тишина, разорвавшаяся единовременно волной ропота, мужских выкриков и бабского плача. Ревели жены пропавших охотников, бубнили себе под нос либо соседу мужчины, Сквозь гам прорывались выкрики самых непоседливых разными репликами, которые делились в основном на две части: либо «брехня», либо «перебить тварей».

Весь гомон прервал раненный в плечо разведчик, который, сидя на лавке с отсутствующим видом, смотрел себе в ноги, а потом, спустя пару минут, достал из‑за пазухи и положил на стол отрубленную переднюю лапу зверя.