Коварный брамин из Ассама. Гибель империи. Реванш Янеса
– Знаешь, корнак, – произнес он, – у нас удивительный слон. Вот уж не думал, что кумареа способен напасть на буйволов. Какой‑нибудь мерг ни за что бы не стал этого делать.
– Согласен, ваше высочество, – кивнул индиец, поглаживая по голове слона, уписывавшего за милую душу сахар и булочки с маслом, которыми его потчевал Янес. – По‑моему, Сахур – наш лучший слон.
– Что ж, нам пора. Я спешу, корнак.
– Сахур может бежать со скоростью лошади, главное – найти дорогу пошире.
– Тогда слезай и осмотри цепи. Повозка тяжелая.
– Слушаюсь, махараджа. Оглянуться не успеете, как мы уже будем в пути.
Янес спрыгнул на землю и подошел к Каммамури. Тот вместе с шикари торопливо вырезал языки буйволам. Рядом уже лежала изрядная кучка: намечалось отменное лакомство.
– Поджаришь сегодня один мне на ужин, – велел португалец. – Однако не позволяй никому прикасаться к мясу.
– Как, господин Янес? Уже не желаете вареных яиц? – засмеялся Каммамури.
– Ими я начну питаться завтра, – серьезно ответил португалец. – Все, собирайся. Остальное пусть валяется.
– Жаль бросать столько мяса на поживу шакалам. К вечеру их тут соберется несколько сотен, а к утру от нашей добычи останутся только кости.
– Нет времени, дружище. Пора ехать.
Сахура уже впрягли в повозку. Слон шумно вздыхал и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Когда можем выезжать? – спросил Янес у погонщика.
– Когда пожелает ваше высочество.
Охотники с Каммамури забрались в повозку и свалили языки в угол, прикрыв их тряпкой от крупных назойливых мух, которыми кишат индийские джунгли. Янес раскурил папиросу, а слон по приказу погонщика напряг все свои силы и рванулся вперед. Цепи натянулись. Огромная повозка, чьи колеса утопали в жирной грязи, не пошевелилась. Лишь на третьем рывке она неохотно сдвинулась с места и покатилась вперед. В густом лесу стояли предзакатные сумерки.
– Не думал, что мы задержимся допоздна, – сказал Янес, присаживаясь на ящик с припасами. – Мы ведь выехали на рассвете.
– Да, солнце едва всходило, ваше высочество.
– Чтоб тебя черти в ад утащили вместе с твоими индусскими высочествами!
– Я еще не настолько стар, господин Янес, – засмеялся маратха. – Прежде чем покинуть этот мир, я хочу вновь побывать в джунглях Сундарбана[1] и на острове Момпрачем.
– Кого ты хочешь найти в Сундарбане? Тугов? Ведь мы их всех перебили.
Каммамури только хмыкнул:
– Не спорю, в подземельях мы прикончили немало разбойников. Но всех ли? Не знаю, не знаю…
– Черт возьми. – Янес отшвырнул окурок. – Ты заронил в мою душу зерно сомнения.
– Какое же?
– Ты намекаешь, что Синдхия связался с душителями, так?
– В Индии все возможно, господин Янес, – ответил Каммамури; он выглядел весьма встревоженным.
Португалец помолчал, закурил еще одну папиросу и, выпуская густые клубы дыма, произнес:
– Что‑то тут не сходится. Туги не прибегают к яду, но предпочитают душить свои жертвы. Ко всему прочему, они сейчас раздроблены и переживают нелучшие времена: англичане преследуют их, убивая без суда и следствия, словно бешеных псов. Нет, тут замешаны дакойти, нутром чую. Ты же индиец, расскажи, что это за типы.
– Ужасные люди. Ничем не лучше душителей, если не хуже. Отчаянно дерзкие, грабители и воры, сбивающиеся в шайки. Они травят людей так же легко и быстро, как очковая кобра. Особенно много их в Бунделкханде, и я бы не удивился, если пройдоха Синдхия снюхался бы с кем‑нибудь из них.
– Синдхия! – нахмурился Янес, выбрасывая очередной окурок. – То есть ты считаешь, он бежал из дома скорби, куда его поместила Сурама, обеспечив ему поистине королевское содержание? Неужели принц вознамерился отобрать у нее империю? Ну уж нет! Я не позволю сорвать корону с прекрасной головки моей жены!
– Разве мы не вернули себе Момпрачем, невзирая на все британские крейсеры? Жаль, господин Янес, что при вашем дворе нет пяти десятков малайских воинов.
– Кстати, а почему бы нам их не позвать? – задумчиво проговорил Янес. – Между Калькуттой и Лабуаном протянут подводный кабель, отправка телеграммы займет не больше часа. Чтобы приплыть в Индию, малайцам потребуется недели две, ведь Сандокан, хоть и бережет свои проа[2], все‑таки отдает предпочтение пароходам. Карамба! Я обеспокоен куда больше, чем тебе может показаться. Дакойти в моем дворце! Всех переловлю и перестреляю! Или нет. Лучше привяжу к пушкам и превращу в ошметки, заставлю их летать по воздуху!
– Господин Янес, вы становитесь кровожаднее Малайского Тигра.
– Я обязан защитить жену и сына, – жестко ответил португалец. – Не видать отравителям пощады. Три министра за месяц – это чересчур. Удивительно, что я сам еще жив.
– Вас слишком боятся. К тому же Тремаль‑Наик всегда рядом с вами.
– Капля яда в бутылку или в креманку с мороженым – и я навсегда избавлен от вредной привычки к курению. Надо разобраться, кто за всем этим стоит. Если дакойти действительно работают на Синдхию, я никого не пощажу. Нашпигуем свинцом этих подонков, недостойных коптить небо! Сначала туги, теперь дакойти… Я позабавлюсь куда лучше, чем если буду охотиться на буйволов или тигров. Корнак, подгони слона, если можно.
– Стараюсь, ваше высочество, но джунгли слишком густые, а повозка тяжелая. Нашу тропу затоптали бхаинсы.
– То бишь буйволы?
– Они самые, ваше высочество.
– Эдак мы в столицу только к ночи попадем.
– Как выйдем из леса, подгоню Сахура, махараджа. Сделаем все возможное.
Огромная повозка раскачивалась и скрипела, будто пароход на волнах. Крепко сбитые бревна трещали, грозясь рассыпаться от натужных рывков слона, прокладывающего себе дорогу через заросли.
На джунгли стремительно опускалась ночь. Сквозь завесу листвы можно было разглядеть последние золотистые отблески солнца. Из своих дупел появились летучие мыши. Этих уродливых ночных вампиров невероятно много в Индии, особенно в Ассаме. Они принялись кружить над повозкой, расправив перепончатые крылья, размах которых достигал одного метра.
[1] Сундарбан – большой мангровый лес, расположенный в дельте Ганга в Индии и Бангладеш.
[2] Проа – узкое длинное судно с парусом, имеющее на одном из бортов балансир в виде бревна.
